Дороги моря - страница 32



Все это не то, но ее отсутствие, лишенный жизни голос – оказывается напоминанием слишком сильным. По спине ползут мурашки.

Я издаю смешок, ах, так хочется, не думать вообще. Может выйти замуж? Научиться варить три вида каш и оставить чужие проблемы в прошлом, пусть они меня не тревожат.

Брак, Лана, тебя убьет. И всякая серьезность.

Не говоря уже о том, что моя истерика «Ни в какой замуж я не пойду, если мой брат не будет жить с нами» произведет неизгладимое впечатление на любого.

Я ей не перезваниваю, жду, пока одиночество куснет ее за задницу.

И она придет сама.

Мы всегда возвращаемся. Всего лишь так устроены.

Дай ей время. Ненавижу, когда брат оказывается прав, знаете?

И все равно нестерпимо люблю все слова, что на «Т»: первым лотом идет разумеется Тейт, безотчетно, безоговорочно. Вы удивитесь, но тишину люблю иногда тоже. Трамплины, травести-шоу, очень красиво и ярко. Тополя, тревожиться (любую эмоцию, если на то пошло), Тейт, Тейт, Тейт, но мы не говорим об этом, трогать, трогаться, терпеть, тандемом – в смысле работать, татуировки, на себе, правда, едва ли, тушь, чтобы не сыпалась, и тени – много-много палеток, тюль, тюленей, ну такие славные! Тостеры, люблю смотреть, как выпрыгивает хлеб. Туман. Когда мне томно. Терпкость. Трение. Талантливых и творческих людей.

И тебя, *имя вставить*.

Сегодня – Скарлетт Фиона.

Глава 8

Разговор с Ланой оставляет за собой неприятный осадок, коктейль из чувства вины, злости, тотального недовольства собой, окружающими и всем, что я считала дорогим и близким.

С ней невозможно поругаться, Лана до сих пор нежно дружит со всеми своими бывшими, просто потому что с ней действительно невозможно поругаться – при всем желании. То, что происходит между нами, ссорой в полной мере назвать нельзя. Лана тактично и почти нежно выписывает мне кусок своей жизненной мудрости, он для меня оказывается слишком большим, чтобы я могла его вот так, запросто, проглотить и переварить.

В итоге мы расходимся, взаимно недовольные друг другом.

Лана – дальше, по своим делам. Я – тоже дальше, разбираться с Домом на краю света. Возможно готовить. Черт знает, чем еще можно заниматься в это время людям, которые совершенно не знают, куда им спешить. Вся спешка, вся суета, все приятное напряжение, которое держало меня в тонусе – все это остается в Лондоне. А здесь так невероятно тихо. И я также невероятно потеряна, что это становится почти грустным. Напряжение сползает с меня, давно стало моей второй кожей и я кажусь себе похожей на медузу, растекаюсь, теряю форму.

Я досадую на Лану. И больше досадую на себя, потому что.. Разговариваю с ней таким образом, мне это отвратительно, и я ничего не могу с собой поделать. Мне кажется, ты не остаешься прежним после того, как потеряешь хоть кого-то из близких. Момент начинаешь ценить больше, кажется? Все чаще ругаешь себя за то, что был резок с теми, кто у тебя остался. Вдруг завтра их уже не будет?

Я входила в смерть, чужую, совершенно постороннюю смерть бесчисленное количество раз, она ко мне почти привыкла. Но близкая, ощутимая, смерть, которая коснулась бы меня, по-настоящему коснулась меня, случилась всего однажды.

И это переворачивает меня. Это выкручивает мне кости до неповторимого хруста. В смерти Альбы, все еще говорят мне, повторяют эти слова в голове снова и снова, не было ничего противоестественного. Но я все еще не могу пережить ее потерю, я все еще жду ее звонка, что она появится. И случайное, даже случайное прикосновение улетучивающихся остатков ее запаха разбирает меня изнутри по кирпичику. Я жду, что встречу ее на улице, всматриваюсь в каждую пожилую леди. Иногда мне кажется, что я чувствую ее запах. И я замираю, застываю – морская фигура, замри! – и не могу надышаться. Я, если честно, до сих пор не верю.