Было до смерти обидно осознавать, что удача кончилась. Тварь была в сотню раз быстрее и в тысячу крат сильнее любого из тех, с кем ему приходилось драться..
Дочь Рогатого Пса не выпускала ладонь Рихтера, но, потянув парня к себе, она исчезла в россыпи золотой пыли.
Вор бы упал, но ему не дали. Острые когти впились в горло, и он затылком почувствовал горячее дыхание.
– Я верна своему слову, – прошептала Амелия. – Ты убедишься в этом.
Схватив вора за волосы, она повалила его на пол и, надавив коленом на грудь, словно дикая кошка, принялась драть несчастного когтями.
– Мы должны были пройти Дорогой Охоты. Мы должны были сделать это втроем! Моя стая!
– Ты баба… – прохрипел Рихтер. На его губах пузырилась кровь. – Ты баба и…
Она приподняла колено, дабы он смог вдохнуть:
– И?
Однажды за жизнью Рихтера приходил человек из Псарни – цеха наемных убийц из Златограда. По слухам, Крыса был первым, кому удалось уйти с подобной встречи на своих двоих, но чести в том было мало. Сейчас он вспомнил фразу, которой его пытался оскорбить убийца, и ему отчего-то захотелось её повторить. Изложить свою мысль развернуто он уже не мог, но задеть тварь ему очень хотелось. Слова Псаря подходили для такого дела как нельзя лучше. Они были грубы, просты и глупы, но что-то, по мнению Крысы, в них было. Что-то прямиком из трущоб. Родом из детства.
– Ну. Что же ты молчишь?
– Ты баба, Амелия, – он зашелся кровавым кашлем, но закончить сумел: – Ты мочишься сидя.
Подобного Хозяйка Лисьей дубравы прощать не привыкла. Она и не умела прощать. Расплата за сказанное последовала молниеносно. Тварь вцепилась клыками в его глотку и начала жадно лакать кровь, присосавшись к прокусанной шее, словно пиявка.
В тусклом свете камина он мог бы увидеть, как нарумянились её щеки. Мог, но не стал. Рихтер ждал, когда все это, наконец, закончится, а закончиться должно было совсем скоро.
– Ты омерзителен. Твоя кровь смердит спиртом и болезнями, – поднявшись, она облизала алые губы и поморщилась, – но я обещала выпить тебя досуха и сдержу своё слово. Что с тобой? Чего же ты молчишь? Ты отравил свою кровь? – спросила она у покойника. – Ловко ты это провернул. – Торжество быстро сменилось страхом. На прекрасном лице возникла гримаса ужаса. Увлеченная местью Амелия не заметила синюшных вен жертвы, расширившихся зрачков. Не обратила внимания на опухшие руки. Она заигралась, и теперь, глядя на перемешанную с кровью пену, что валила изо рта Рихтера, дочь Рогатого Пса приняла поражение.
Рихтер ослеп раньше, чем его сердце перестало биться, но он слышал, как Хозяйка Лисьей дубравы мечется в агонии, как крушит убранство своей обители и зовет Рогатого Пса, братьев и сестер. Он слышал, как она молит какого-то Кухара о помощи, как просит его прийти и излечить. Затем шли проклятия, а после них в пропитанном колдовством доме воцарилась тишина. Им суждено было провести друг с другом вечность и, возможно, немного дольше. Вор, волк и Хозяйка Лисьей дубравы. Все, как того хотела Амелия, но немного иначе.
Поздней осенью, когда пруды и канавы успевают покрыться тонкой коростой льда, а первый снег все ещё не решается припорошить землю, жители сел и деревень близ Лисьей дубравы приходили в село Вихры, дабы поклониться памятному камню и вслух произнести высеченные на нем слова. Приходили, чтоб выпить горькой водки за вора, негодяя, убийцу и отравителя.
