– Пойми, никогда нельзя верить поверхностному, первому суждению. Старайся искать суть. Мелкие, «говорящие» детали.
– Ты что, тоже писатель? – не удержалась я от вопроса.
– Нет, – он засмеялся, – но кое-что в этом соображаю. У тебя большая часть направлена на внешнее описание, а ты попробуй в следующий раз угадать меня за этим внешним, – парень покончил с мясом, притянул к себе десерт и добавил, – мм, так ты у нас, стало быть, писатель?
– Очень хотелось бы сказать, что да, но я также далека от мира литературы, как наши футболисты от футбола. То есть, мне это нравится, но ничерта не выходит.
– Почему так? Чем ты занимаешься?
– Работаю в банке. Мне всегда нравилось писательство, книги. Обожаю. Но это же всё несерьезно. Поэтому так, тешу своё самолюбие редкими рассказами, кормлю себя ложными надеждами, что могла бы быть ого-го какой крутой писательницей, но таланта маловато. И веду дневники, чтобы не забывать, как держится ручка.
– Кто сказал, что писательство – несерьезно?
– Да это же очевидно. Писателей вон сейчас, куда ни плюнь – попадёшь по адресу. Нужны связи, деньги и хоть какой-то навык собирать слова в текст, и то – факультативно. За тебя всё напишут. Были бы деньги. И связи.
– Сурово. Но ты могла бы просто пойти филологом работать или в издательство.
– Теперь уже что об этом говорить, я пошла по другому пути. А ты, стало быть, художник?
Мне на секунду показалось, что выражение лица у парня стало таким же печальным от вопроса, как и у меня от рассуждений о несложившемся писательстве, но он тут же встряхнулся и ответил будто полушутя:
– И это, стало быть, тоже.
Я доковыряла свои овощи, задумчиво глядя, как он уплетает шоколадный торт, с наслаждением наполняя рот плотной, пропитанной калориями массой.
У него зазвонил телефон, он вежливо сказал: «Извини, это друг звонит, надо ответить», и уже в трубку:
– Да, дорогой! Да… да… ну, конечно. Я буквально уже выхожу, ужинал…Конечно, куплю. Нет, не один. Потом расскажу… Да, до встречи. Обнимаю! Пока!
«Оу, ну конечно, всё понятно – красивый, интеллигентный, увлекается искусством, и, судя по всему, литературой. Подобных натуралов в природе не существует, да и мне так легко с ним болтать, что сразу ясно, в этом нет никакого намёка на флирт, а это очень даже к лучшему, было бы здорово подружиться с таким интересным человеком».
Он вдруг стал торопливым, заказал ещё целый пирог с собой, попросил счёт. Конечно, платили мы раздельно. Я тоже стала поторапливаться.
– Это я заберу, – сказал он, поднимая со стола мой портрет.
Мне не хотелось отдавать, но что поделаешь, мне он не принадлежал. Я расстроилась. Такой неожиданно приятный вечер скомкался до торопливого прощания, ещё домой теперь добираться, и вновь начавшийся дождь показался неуместной обузой.
– Я тебя ещё напишу, не расстраивайся, – он открыл передо мной дверь, пропуская вперёд.
– Я не расстроилась.
– Да, я вижу. И ты обо мне обязательно напиши, ладно?
Я кивнула.
– Хорошо, сейчас я должен бежать.
– Пока, – я помахала рукой, поджала губы в скупой улыбке и повернулась в сторону метро.
– Погоди, – он одёрнул меня за рукав пальто, слегка коснувшись руки, – у моего друга в субботу выставка. Придёшь?
– Не знаю.
– Приходи обязательно, не знает она. Вот, диктуй номер, я тебе звоню.
В руке зажужжал и вспыхнул холодным светом телефон, и тут же вызов оборвался.
– До встречи! – мы развернулись в разные стороны, и тут я услышала:
