- А какой мне смысл врать?
- Не знаю. Просто я ничего такого не заметила. Не удивлюсь, если он готовил какую-то новую обвинительную речь. В последнее время Мэйсон почему-то решил, что может меня воспитывать.
- Значит, ты все же выгребла за ту съемку?
Костер уже почти догорел, и румянец Кипера не имел никакого отношения к тому, что ему было жарко. Все же смешной он. Трогательный, застенчивый и… смешной.
- Я уже не ребенок, знаешь ли. Те фото… они что, противоречат твоим религиозным убеждениям? – Кэти отряхнула руки от песка и ткнула Кипера в бок.
- Нет ничего хорошего в том, что куча мужиков по всей Америке мастурбирует, глядя на твои фотографии.
- Фу, Кип! – вскочила на ноги Кэти. И рассмеялась, потому что слово «мастурбирует» довело беднягу Кипа едва ли не до инфаркта. От смущения его лицо приобрело опасный свекольно-красный оттенок и покрылось пятнами. Кипер недовольно засопел и поднялся с песка вслед за Кэти.
- Знаешь, мне, наверное, пора.
- Эй! Ну, ты чего? Я не хотела тебя обидеть.
- Проехали… - буркнул Кип. Кэти забежала вперед и, пятясь, как краб, перед шагающим вперед парнем, прижала ладонь к сердцу:
- Ладно. Признаю. Ты прав. Мне тоже это все не нравится. Не знаю, что на меня нашло, когда я на такое согласилась. Думала, что это может быть весело…
- Ну и как? Повеселилась?
- Да уж… Не то слово.
Кэти развернулась, пнула попавшийся под ноги камень и сунула руки в задние карманы джинсов. На самом деле она пожалела, что ввязалась в ту съемку, практически сразу же. Стоило признать, что кое в чем Мэйсон все же был прав. После гибели отца и брата ей хотелось к себе внимания. И сочувствия. Весь мир высказывал слова поддержки ее матери, напрочь забыв о ней и Люси… Так, словно их горе было меньше, или вообще ничего не значило.
Мэйсон ошибался лишь в одном. В нем она не отца искала! Совершенно неожиданно он пробудил в ней совсем другие желания и чувства. А Кэти в нем… Может быть, потому что ей пришлось неожиданно быстро вырасти, ведь, сколько бы ей ни было лет, под защитой отца она все равно чувствовала себя маленькой девочкой. Но потом, когда на нее обрушилось это горе, Кэти резко пришлось стать взрослой. Её эмоции, восприятие окружающей действительности – все изменилось. Да, в том числе она нуждалась в мужской заботе, но теперь ей нужен был не отец. А мужчина. Причем самый лучший. Даже странно, что Кэти не поняла раньше, кто таким мужчиной может для нее стать. Ведь, по сути, это знание было на поверхности. И Мэйсон мог говорить все, что угодно, но сегодня, отбросив все свои страхи и первой сделав шаг навстречу, Кэти поняла, что он чувствует к ней то же самое.
Его голодные несдержанные поцелуи до сих пор горели на ее губах. А в ушах звенели ругательства. Вряд ли Мэйсон отдавал отчет тому, что его ласки чередовались с проклятьями, но… для Кэти именно эти слова стали решающим подтверждением чувств, которым он изо всех сил противился. Сдерживаемый какими-то глупыми табу и условностями, вряд ли имеющим значение для кого-то, кроме них самих. Кэти умирала от жажды и от любви… Совсем не той, что она испытывала к нему раньше. Ей ведь было с чем сравнить, господи! Она не могла ошибиться. Это было другое… Мощное, непреодолимое, на грани фола желание обладать. Трогать душу и… тело. Занимать все его мысли. Стать для него всем. Той, без которой он больше не сможет. Дышать. Мечтать… Побеждать. Ставить новые цели. Той, без которой все другое вообще потеряет смысл.
