Одна из женщин, та, что стояла в центре группы, не могла не привлечь к себе внимания. Прямо под доской, выкатив грудь колесом, по стойке смирно стояла низкорослая, грузная особа. В руках она держала пышный букет сирени. Женщины по обе стороны чуть склонились к ней, как былинки, прильнувшие к грибу. Обычно на торжественных мероприятиях так выглядят только самые почетные гости.
Под фотографией размещалась информация: «Благодаря инициативе председателя Совета заслуженных работников культуры и искусства г. Горноморска А. А. Липы 18 мая 2021 года Городскому дворцу культуры г. Горноморска было присвоено имя заслуженного деятеля культуры и искусства композитора Терентия Тетерева».
Дверь, заскрипев, открылась, когда я уже прятал фотографию в карман. Пожилая женщина, сухонькая, укутанная в районе поясницы белой вязаной шалью, не успев сделать и двух шагов, пугливо замерла на месте. В ее руке дымилась чашка, в другой руке она держала румяную булочку. Ее немигающие глаза, увеличенные толстыми стеклами очков, были устремлены прямо на меня.
– Ну наконец-то, – обратился я к ней. – А то я вас уже заждался.
– Правда? Но я отсутствовала всего одну минуту, – ответила старушка.
– И этого хватило. Полюбуйтесь теперь сами.
Я показал рукой на пустую рамку на стене.
Старушка приблизилась и сощурилась на нее через очки:
– И что?
– Как «что»? Вы музейный смотритель?
– Угу.
– Так смотрите внимательно, – я невольно повысил голос, как говорят с глухими, – не достает одной фотографии!
– Разве?
– Сомнений быть не может.
– Как будто так и было.
– Почему-то я в этом сомневаюсь, мэм. Почему-то я даже думаю, что вы нарочно хотите меня обмануть.
– Упаси меня господи. Тьфу-тьфу-тьфу! Зачем мне это?
– А я вам объясню: просто вы струсили, что вам может здорово влететь за пропажу экспоната.
– Какого экспоната?
Я привычным жестом показал на пустую рамку:
– Да вот этого же.
– Не может быть. Ведь на одну только минуту отошла.
Старушка поставила кружку с чаем на стеклянную витрину, булочку положила рядом и снова приблизилась почти вплотную к пустой рамке, по-разному фокусируя очки на носу. С этими смотринами пора было заканчивать.
– Не досмотрели, – я покачал головой. – Ай-ай-ай. Теперь придется сообщить о пропаже Бараниной.
– Но я же всего на одну минуту отлучилась…
Я ненавязчиво развернул старушку за плечи и направил в сторону двери. Не обращая внимания на ее слабые протесты, я так продолжал:
– …Муза Сидоровна, конечно же, будет возмущена, может, даже покричит на вас, но только и вы не робейте перед ней. Скажите, мол, эту экспозицию все равно в скором времени пришлось бы снимать.
– Правда?
– Абсолютно точно. Я как раз и ждал вас, чтобы сообщить об этом. Так что не переживайте, все к лучшему.
Мы уже шли по коридору к кабинету Бараниной.
– И самое главное, – инструктировал я смотрительницу, – обязательно скажите Музе Сидоровне, что пропажу фотографии обнаружил журналист Семен Киппен. Вы запомнили? А так же настаивайте на замене всей экспозиции, не дожидаясь громкого скандала.
Мы остановились напротив двери директорского кабинета.
– Повторите, что вы ей скажите? – попросил я старушку, чтобы удостовериться, что она от волнения ничего не напутает.
– Всего на одну минуту… – послушно начала она. – Пропала фотография… Журналист Семен Киппен… Громкий скандал… Все к лучшему… – закончила старушка, глядя на меня через очки и часто-часто моргая увеличенными линзами глазищами.
