А единственным источником информации все еще оставалась краснокожая красотка, которая за то время, что я справлялся с личной шизофренией, даже не попыталась сбежать или хотя бы подняться на ноги – так и лежала на спине, подперевшись локтями и недоверчиво глядела на меня из-под упавшей на лицо челки.
Я снова медленно пошел к ней, держа на виду руки, и нацепив на лицо самую милую улыбку из тех, что у меня были в запасе. Не уверен, что у меня получилось, по крайней мере, настороженный взгляд маленького зверька красотка не сменила. Так и следила за тем, как я медленно, крошечными шагами, приближаюсь, по пути аккуратно обходя все кровавые лужи и мертвецов, а там, где это было невозможно – перешагивая их, поднимая ноги как можно выше.
К счастью, красные нити из моих ног больше ни разу не высунулись, а то я бы все же повредился умом. Как пить дать, повредился бы.
Я остановился в двух шагах от девушки, и снова поднял руки ладонями перед собой, показывая, что я не причиню ей вреда:
– Давай попробуем еще раз. Не бойся меня. Я тебе вреда не причиню. Меня зовут Макс.
Девушка шмыгнула носом и наклонила голову, глядя исподлобья. Ничего не ответила.
– Я – человек. – я ткнул в себя пальцем. – Ты можешь легко убедиться в этом, если возьмешь меня за руку. Она теплая и мягкая, такая же, как у тебя.
Девушка прищурилась и критически осмотрела протянутую ей ладонь. Перевела взгляд на мое лицо:
– Значит, говоришь, ты человек?
– Конечно. – улыбнулся я.
Где-то я слышал, что с сумасшедшими надо говорить мило и по-доброму.
– Не демон?
– Конечно, нет! – еще шире улыбнулся я.
– Тогда как ты оказался в его доспехах?!
Мне понадобилось несколько секунд глубокого вдумчивого дыхания, чтобы не сорваться на крик. Несколько секунд мыслей о чем-то хорошем и добром. О котиках. Пушистых милых котиках с мягкими лапками и полосатыми хвостиками. Отлично. Я спокоен.
Я спокоен.
Итак, мне не показалось. Я не шизофреник. У меня не галлюцинации. Моя кожа на самом деле превращалась в какое-то подобие доспехов, которые незнакомка называет «демонскими». Она их тоже видела, и, помимо прочего, она этих доспехов до одури боится и почему-то считает, что я, как их обладатель, обязательно должен ее сожрать. И изнасиловать. Вернее, изнасиловать и сожрать. Меня же она будто и слушать не хочет – словно ее уверенность в собственных словах базируется на каком-то незыблемом и нерушимом факте…
Которого я не знаю и не понимаю.
Может, она проводит аналогии между моей белой броней и защитой солдат, которых я напластал пятью минутами ранее? Типа как психологический блок: в броне значит насильник… Но тогда при чем тут «сожрать»? Сомневаюсь, что эти ребята, чьи жизни я так грубо и мерзко прервал, реально собирались ее потом сожрать – они не выглядели как окончательно опустившиеся существа. Убить – это я бы еще понял, такое и относительно здоровые в психическом плане люди делают. Просто, чтобы не оставлять свидетелей своего мерзотного поведения…
Но сожрать… Это прямо ни в какие ворота не лезет.
Наверное, я не понимаю не какой-то конкретной вещи, а какого-то общего концепта, чего-то основополагающего… Как если бы продвинутый евро-хипстер пытался бы понять убеленного сединами японца с ортодоксально-консервативными взглядами. Здесь не просто языковой порог являлся бы помехой общению, не просто конфликт возрастов, а сам по себе менталитет, полное непонимание того, что жить можно как-то иначе…
