Веронике стало страшно. Она не истеричка, не паникерша, но её бурная фантазия нарисовала тут же несколько кошмарных картин: они заложники и кто-то требует выкуп, они подопытные для медицинских экспериментов, они будут рабами для тяжёлой физической работы и прочее, и страшнее, и кошмарнее, и чудовищнее.
Господи, что за бред?! Как же я устала! Какая длинная, нескончаемая неделя! Хорошо, что мама дома и присмотрит за детьми, пока я незнамо куда направилась не по своей воле. Когда нас всех отпустят и куда мы едем?
Дети, как ни странно, успокоились, пригрелись, стали тихонько переговариваться, кто-то смотрел в окно, кто-то задремал.
Странное поколение: их очень сложно удивить, они слишком понятны сами, очень толерантны, внушаемы. Неужели наступило время стабильности? Не той, о которой нам твердят по зомбоящику, не той, о которой так топят пропагандисты, а настоящей, долговременной? Выросло уже целое поколение людей, воспитанных и повзрослевших при нынешней власти, в нынешней обстановке, довольно сытой, тёплой, медленной, спокойной, как болото, поколение людей, чьи вкусы формирует медийное пространство, кто с удовольствием и беспорядочно потребляет целую кучу благ, товаров, услуг, кто разбирается во всех опциях бесконечных гаджетов, криптовалютах, условиях кредитования и других нужных и ненужных вещах. Это уже в своем нежном возрасте довольно прагматичные люди, чуждые романтических порывов, презирающие нерациональные поступки. И все эти качества и особенности странным образом уживаются с инфантилизмом, бытовой беспомощностью, отсутствием чувства долга, ответственности. Это сложные дети, гораздо более сложные, чем мы были для наших родителей, потому что они родились в другом веке, в другом тысячелетии, в другой стране; между нами пропасть мировоззренческая, интеллектуальная, идеологическая, моральная, нравственная; они самые настоящие нигилисты, анархисты, но при всем при этом толерантны до равнодушия, до безразличия, послушные конформисты. Вероника, к большому своему сожалению, очень редко среди своих учеников встречала по-настоящему целеустремлённых людей, по-хорошему тщеславных, стремящихся к чему-то, добивающихся целей. Чаще всего это были просто очень послушные дети своих целеустремлённых и честолюбивых родителей, которые вопреки всему учились, добивались, поступали и выбивались в люди.
Дети. Алишер
Алишер Зелимханов был наполовину татарином, наполовину казахом, причём "одна половина была не хуже другой" (так шутила его бабушка). Всю свою короткую жизнь он был очень счастливым ребёнком, любимым и оберегаемым; у него была самая лучшая, самая замечательная семья, пока… Пока вдруг маме не поставили диагноз. Рак…
И все изменилось. В его самой лучшей семье с тех самых пор поселился страх. Страх пронизывает все пространство квартиры, страхом дышат все вещи комнаты. Он повсюду, он не даёт вдохнуть полными лёгкими. Алишеру казалось, что с тех самых пор он дышит наполовину, как будто боясь похитить кислород у мамы. Маме ведь нужно все самое лучшее: еда, воздух, и чтобы жила подольше, чтобы не бросала их. Несколько лет назад Алишер и представить себе не мог, что их жизнь так изменится. Раньше они много путешествовали, ходили в музеи, театры, устраивали грандиозные семейные торжества и милые домашние посиделки. А потом… Больницы, тишина, слезы и этот страх. Алишер вроде считал себя взрослым уже, но, как ребёнок, представлял себе болезнь матери, как что-то одушевленное. Например, страшный моллюск, членистоногое, пресмыкающееся, что-то из мира животных. Он разбирался в диагнозе, знал, что рак – это разговорное слово, бытовое обозначение разного рода злокачественных опухолей, но ничего не мог поделать со своими ощущениями.
