– На каком островке? – не понял Дойтен. – А мы где?
– Потом, – мотнул головой Клокс. – Комнату этого нюхача обыскивали?
– Обыскивали, – кивнул Дилб. – Нет там ничего. Он даже постель не разбирал, так и спал на рогоже. Если вообще спал. Заперта она пока. А мешок, веревку, да и снадобье – все там и оставили.
– И это надо будет посмотреть, – кивнул Клокс. – Пометь себе, Мадр, и это. Перекусишь, и за дело.
– Что ты все на Мадра вешаешь? – нахмурился Дойтен.
– Я что ли буду твое ружье таскать? – удивился Клокс. – Не сомневайся, тебе тоже дело найдется. О чем мы еще не спросили?
– С чего вы взяли, что нюхач был убит не этим мечом, если он торчал у него из спины? – вспомнил Дойтен.
– А это не мы взяли, – начал дышать на замерзшие руки Дилб. – Это Лэн и сказал. Он меч из раны и вытаскивал, кстати. Он же когда-то дружинным лекарем был, многое знает. Да и меч до сих пор может в руке удержать. Будете его по поводу зелья мучить, заодно и о мече спросите. Только пить ему особо не давайте, а то толку от тех расспросов… Брата моего он во всяком случае убедил. Все, что ли? Может, теперь и перекусить время? Я уж распорядился накрыть стол. Ног уже не чувствую. Да и курточка у меня не под этот мороз.
– Все сходится, – пробормотал Клокс. – Пакля, чтобы заткнуть рот. Веревка, чтобы связать. Снадобье, чтобы усыпить. Мешок – чтобы упаковать…
– Какого размера мешок? – спросил Мадр.
– Не очень большой, – наморщил лоб Дилб. – Взрослого человека не засунешь, как ни складывай. Подростка если только. Такого как Казур или как Дора. Да и остальных. Только подросток такого здоровяка, как этот нюхач, никогда не проткнет. Тем более девчонка. Я уж не говорю про его морду. Эта баба… Алаин, когда его осматривала, пригладила ее. Пригладила, да обтерла. Побледнела вся, как будто мужа своего к погребению готовила. У него ж клыки были оскалены, когда его нашли. И все в крови. Он язык себе клыками порвал! Видано ли такое? Так вы идете к столу или нет?
– Пригладила, выходит? – шагнул к двери Клокс. – Но не поцеловала? Слезу не пролила? А? Хозяйство-то у него было живым на зависть. Ладно… Нас-то не заставят мечи оставлять на входе?
– Как можно? – замахал руками Дилб. – Вы ж по королевскому делу!
– Мы по поручению Священного Двора, – поправил Дилба Клокс. – И сделай одолжение, не можешь молчать – болтай. Только не выбалтывай ничего, что так или иначе узнаешь о нашем дознании.
– Никогда! Могила! – пообещал Дилб.
Более всего обеденный зал главного трактира Дрохайта напоминал утробу огромного зверя, которого выпотрошили и закоптили не только снаружи, но и изнутри. Черные квадратные колонны, подпирая такие же черные стены, гранеными ребрами поднимались чуть ли не на сорок локтей вверх и уже там соединялись такими же черными стропилами на центральной балке простой двускатной, но по своей величине невообразимо тяжелой крыши. Где-то там же наверху имелись окна, но то ли стекла в них были мутны от той же копоти, то ли самих окон не хватало, только света в трактире тоже был явный недостаток, и отсветы сразу четырех каминов и нескольких светильников на длинной дубовой стойке лишь сгущали тьму по углам. Дойтен сразу убедился, что уследить за окраинами огромного помещения почти невозможно, тем более, что народу в трактире оказалось немало, вот только народ этот как будто был преисполнен тревоги, потому как ни пьяных криков, ни песен не доносилось вовсе, а вместо этого раздавалось нудное гудение, как гудит ветер в слишком высоком дымоходе – захлебываясь, но не воя. «А ведь гудит этот ветер так сотни лет, не меньше», – подумал Дойтен, озираясь. Странной была древность этого зала и всего города. Она оборачивалась не ветхостью и стариной, а как будто вечностью. Убийство какого-то нюхача на ее фоне казалось малозначимым происшествием.
