– Сами за нами не поспеваете, ползунки! – ответила Джои.
– Мия совсем как ребёнок! Безответственная, легкомысленная, инфантильная! – продолжала возмущаться Шотоха, постукивая по барабанам палочками.
– А мне нравится, – проговорила Лиццу. – Она конечно временами несуразная чудная, но её слова, летят в тебя словно бабочки из цветов, задевают по щекам и волосам. Когда общаешься с Мией, то сидишь словно весь в пыльце и начинаешь светиться изнутри. С ней поговоришь, как луч солнца выпьешь.
– Ты её слишком превозносишь, – хмуро ответила Шотоха.
Мия видела подруг со стороны. Ей были приятны комплементы от близкой подруги, но сплетни от остальных задевали за живое. Она всеми силами старалась не обращать внимание на замечания в свой адрес, но время от времени подобные разговоры в группе у них не переставали возникать, просто Мия не всегда о них знала. Участницы часто между собой обсуждали её пёстрые, до абсурда разнообразные наряды, исполненные порой в совершенно китчевой форме. Неприятно выряжались, говоря, что она одевается как мойщица унитазов на карнавале, и что похоже её плебейские корни никакой славе не истребить. Они иногда не могли выносить её временами вульгарный, дерзкий колоритный образ и бунтарский, свободолюбивый нрав. Мия за это всех участниц группы недолюбливала и порой не могла простить, хотя подруги перед ней многократно извинялись. Она испытывала к ним въевшуюся в сердце злость и неприязнь, как будто за совершённое предательство. Временами полагала, что могла и вовсе распустить группу и без всех обойтись. Она источник, если надо соберёт любой коллектив снова. Мия думала, что все завидовали её бесподобному таланту, но сама не знала, что подруги больше сердились на её заносчивое поведение, халатность, хвастовство и безответственность.
Тёмное облако отплыло, а за ним появилось другое. Оно показало, как Мия после концерта осталась вместе с подругами в гримёрке обсуждать выступление.
– Я так устала, ноги еле держат, руки не поднимаются, даже волосы болят.
Мия развалилась на стуле, скинула изящные лакированные туфельки и смогла, наконец, позволить себе отдохнуть. После концерта даже сверкающие на платье блёстки устало потускнели. Померкли как звёздочки в раннем рассвете.
– Какой оглушительный успех! – переводя дыхание, обрадовалась Джои.
– Нет, ну вы видели, что вытворяла толпа?! – возвысила голос Лиццу.
– Резвились как дети, – ответила Шотоха.
От этих слов Лиццу напряглась и нахмурилась.
– Кажется, я до сих пор даже отсюда слышу их крики! – почесала в ухе Мия.
Оно показалось из-за боковых прядей волос и стало выглядеть ещё более оттопыренным.
– Какой у тебя острый слух, не даром такие локаторы отрастила, – заметила Джои и осмотрела гитару.
Порванные струны завернулись у конца грифа закрученными усиками.
– Тебе, наверное, больно. Моя бедненькая перетрудилась, ну отдыхай, отдыхай, – погладила она лады.
Лиццу и Мия посмотрели на подругу как на сумасшедшую, но им было уже привычно чересчур трепетное отношение Джои к своему музыкальному инструменту.
– Трудно поверить, но я сама такого буйства ещё никогда не видела, – удивлялась Шотоха. – Оно даже опасно.
– Ну, ты всех и зажгла! Столько вокальной импровизации, принятой залом, смелости и энергии! – восторгалась подругой Лиццу. – Даже нас немного напугала.
– А мне нравилось! У вас были такие забавные лица, когда я на ходу песни переигрывала. Вы так пугались, словно не понимали толи я ноты путаю, то ли так специально делаю! – рассмеялась Мия.
