– Как звать-то тебя, милок?
– П… п… ел, – еле выговорил Пьер, пытаясь приноровиться к необычной артикуляции.
– Как-как? Петр? – скупо улыбнулся старец. – Ладное имя.
Молодой богатырь присел на корточки и сочувственно спросил:
– Кто ж такую дитятку на ночь тут приткнул? Где ж мамка да тятька твои?
Отец Пьера погиб в железнодорожной катастрофе, когда ему было пятнадцать, а вот мать умерла недавно, и потеря до сих пор отдавалась болью в сердце. Но хитрец Жюно не дождется от него проявлений слабости. Испытание так испытание. Мысленно усмехнувшись, Пьер ткнул пальцем в сторону иконы Богородицы:
– Ма-ма…
– Эк ты высоко взял, братец, – рассмеялся богатырь, легко подхватил Пьера на руки и закутал в свой плащ. – Ее сын – Господь Бог наш Иисус Христос. Хотя… и мы, людишки, дети Царицы Небесной…
Все разом закивали, и тут вмешался Тишка:
– Ей-ей, Она его и послала, дабы на земле Русской державствовал. Точно так, как преподобный Амвросий сказывал: Москва гореть будет, а опосля появится царь младой и Русскую землю умирит.
Среди собравшихся пробежал удивленный шепоток. Люди переглядывались, некоторые с благоговением крестились.
– Погодь, Тихон, – одернул его священник. – Поначалу дознаться надобно. Где, сказываешь, лежал-то он?
Тишка подскочил к иконе и затараторил:
– Тута, владыко, прям вот тута и лежал младенчик-то, аккурат под Заступницей Владимирской, у врат Царских.
Толпа удивленно загомонила.
«Владыко?! Неужели сам патриарх?» – изумился про себя Пьер, а священник между тем распахнул ворот его рубашонки и с удивлением воззрился на маленький золотой крестик.
– Эва, како-ой! Глянь-ка, Федор Иваныч, видывал таковские?
Здоровяк в шубе шагнул к богатырю, на руках которого сидел Пьер, а следом и другие окружили их плотным кольцом. Перешептываясь и ахая, они смотрели на крест круглыми от удивления глазами. Отблески свечей метались по лицам, придавая им нечто зловещее. Что они в нем нашли? Крестик как крестик, самый обыкновенный, мама подарила.
– Нет, владыко, – ответил толстяк. – А шнурок-то и не шнурок вовсе, а тонкая цепка. Я доселе про эдакие и не слыхивал.
– Сказываю ж, то Царица Небесная его к нам послала, – не унимался Тишка.
– Да почем ты ведаешь? – взорвался вдруг Федор Иванович. – А ну как кто из искателей державы сюды его незримо принес, дабы раздор меж нами посеять да через него к венцу подобраться?
– Филимон! – скомандовал священник. – Как воротимся, запишешь: такого-то, мол, дня, года 7121 от сотворения мира, в Соборной церкви Успения, на полу, под образом Богородицы Владимирской, найден младенец мужеска пола, двух аль трех годов от роду, именем Петр. И крест на шее евойной, работы дивной, на тонкой цепи висел. А нашли-де его чернец Чудова монастыря Тихон да ты, писарь Филимон.
– Слушаюсь, владыко.
Ничего себе, Соборная церковь Успения! Это ж Успенский собор в Москве!
Пьер поплотнее прижался к богатырю, державшему его на крепких руках. Незнакомец ему положительно нравился, он был силен, глаза излучали доброту, а от шерстяного плаща пахло костром.
Заметив, как он закутал малыша, Федор Иванович рассмеялся:
– Гляжу, ты, князь, ровно с сынком возишься. Али своих шестерых недостает?
Пьер с удивлением посмотрел на богатыря. Князь? А по виду не скажешь, одет совсем скромно.
– Мои подросли уже, – улыбнулся тот. – А об мальце, чую, и позаботиться некому. С собой его возьму.
Здоровяк в собольей шубе вдруг забеспокоился.
