К чему я это? Если можно научиться плавать, можно научиться и всему остальному. В поликлинику на улице Правды я пришла с намерением научиться делать то, что я еще не умею или недостаточно хорошо умею. Моей целью были внутривенное инъекции, потому что попадать в вену – это искусство, которое спасает жизнь. А еще – я уже начала учиться на психолога, и нужно было применить это к своей реальности.
И вот я в святая святых, то самое отделение, которое опытные люди в медицине называют «ады». Бегом по лестницам без лифта, лежачие больные, часто с нарушениями психическими, часто лишённые общения не только со своими сверстниками, но вообще с кем-либо. Приход к такому человеку – это событие для него, а если событие связано ещё и с медицинской манипуляцией – то это большое событие. Я думаю, не раскрою секрета, сообщив, что под Новый год состарившиеся одинокие люди стараются попасть в больницу, чтобы не оставаться в одиночестве на все праздники. Рискуя жизнью, они перестают пить лекарства от давления и сердцебиения, чтобы «скорая» зафиксировала обострение, и увезла их в больницу. Часто эту скорую вызывает участковый врач или медсестра, пришедшие по вызову. Но бывает и обратная ситуация: человека нужно срочно отправить в больницу, а он говорит: «Не могу, мою кошку кормить некому, дочка на другом конце города живёт, кошку не возьмет, так что не поеду». Эти все трагедии каждый день происходят на глазах у медиков, которые вынуждены вплетаться в конфликты между семьями, участвовать невольно в написанных Судьбой трагедиях, и принимать непростые решения.
Для удобства обслуживания, территория поликлиники разделена на участки, но если персонала не хватает- то на одного врача может приходится два участка, а иногда и три участка. В осенне-зимний период это становится серьёзным испытанием на физическую выносливость, потому что за день иногда нужно, после приёма, обойти 8-10-15 вызовов. Представьте, что вы решили зайти в гости к такому количеству людей за один день, даже если они живут относительно близко – и вы поймете, что это практически ещё один рабочий день, после рабочего дня.
Во время ковида на вызов сперва приходил врач, а вслед за ним приходила медсестра – приносила лекарства, брала мазок (раньше его брали, пока он не показывал полное выздоровление, а это могло длиться и месяц, и два, и значит каждую неделю надо снова взять мазок), поэтому врачи и медсестры мутировали, и отрастили пропеллеры, крылья и длинные-предлинные, как у цапли, ноги, чтобы бегать по лестницам без лифта.
Однажды, по указанию врача, я пришла на незнакомый мне участок, взяла кровь у пациентки 98 лет, оставила лекарства и пошла дальше работать. Но оказалось, что ходить на чужой участок – это дурной тон, что это нехорошо. Я это узнала после того, как уже сходила. Коллега с этого участка, Серафима, обвинила меня в том, что это было сделано намеренно, чтобы заработать еë деньги. Все это было сказано при пациентах, непосредственно в тот момент, когда я брала кровь из вены, держа в одной руке иглу, а в другой – пробирку со стекающей туда кровью, готовясь поменять эту пробирку на пустую.
Тональность Серафимы меня озадачила, и я пошла на эту тему поговорить со старшей сестрой. А надо сказать, старшая сестра вызывала у меня доверие. Потому что она очень грамотно ввела меня в курс дел, так что я даже не застрелилась через неделю, а просто постепенно поняла, что я должна ФСЁ, и кровь на дому у больных взять, и кардиограммы сделать, и карты проверить и оформить, и диспансеризацию провести, и онкологических учесть, и чернобыльцев посчитать, и к блокадникам сходить… Поскольку это все было постепенно, то я не упала сразу в обморок под этим грузом, а просто потихонечку привыкала, и даже спросонья могла сказать, сколько у нас на участке инвалидов и у кого был инфаркт. Все тоже самое делали мои коллеги, и все были живы. Так вот, я пошла к старшей сестре узнать, что в таких случаях делать, если коллега гневно набрасывается в присутствии пациентов с какими-то претензиями.
