– Людокрады… – негромко промолвил князь. – Опять появились… Сволочи…
Ругательства «сволочи» по большому счету в те времена еще не было, оно еще появлялось только. На больших и не очень волоках обычно подвизались разного рода ватажки: помогали ладьи перетащить да и кой-что по мелочи, за не за просто так, конечно. Ватажники сии отличались буйным нравом и полным отсутствием всякого намека на благородство и хоть какую-то нравственность. Поскольку на волоках они не жили, а промышляли, как бы мы сейчас сказали «вахтой», то и вели себя соответствующе. Как всегда при родовом патриархальном строе. В своей деревне – тише воды, ниже травы, а вот на воле… Односельчан-соплеменников вокруг нет, не было кому присмотреть, пристыдить, наказать, если нужно. А нет, так и стесняться некого, и можно – всё. Красть, драться, пьянствовать. Девок в чужой деревне украсть да пустить по рукам – «в толоки», корову с чужого двора свести, коней приблудить… Вот и называли таких людишек – «с волока, с волочи». Людокрады именно такими сволочами и были.
– И куда их могли увести? – между тем вслух прикидывала Рогнеда. – Там дальше – болото, Маточкин Мох. Большое. И в полоцкие, и в литовские земли тянется. Страшная топь, кто там только ни водится… Забредешь, не выйдешь, ага.
Девчонка вздрогнула и понизила голос до шепота. Ничего не боялась разбойница, а вот болота Маточкин Мох, трясины этой гнилой – побаивалась. Впрочем, не столько самого болота, сколько тех, кто в этой трясине жил. Кикимор всяких, водяных, леших.
– Полоцк – немаленький град, – с молчаливого разрешения князя вставил свой голос тиун. – Торжище там большое. Торгуют и людьми.
Довмонт вскинул глаза:
– Людокрады?
– Они, князь.
Да, скорее всего, именно так и обстояло дело. Шайка людокрадов прихватила столь нужного для расследования парнишку… наверняка и не его одного. Прихватили и теперь вели через болото – в Полоцк. Верно, какие-то свои тайные тропинки да гати ведали.
Все так… Все логично… И все же…
Все же терзали Довмонта какие-то смутные подозрения насчет своих кровных врагов – выходцев из языческой Литвы. Войшелк, верховный князь всех литовских земель, конечно же, христианин, и не такой обманчивый, каким был его отец Миндовг, с легкостью необыкновенной переходивший из язычества в католичество и обратно. Войшелк – христианин. Но помощники-то его, воеводы – закоренелые язычники, если и принявшие христианскую веру, то лишь для отвода глаз да вида. Наряду с Иисусом Христом почитали и Дьяваса, и Пикуолиса, и еще чертову уйму богов и божков, каждому из которых приносились жертвы… и часто – кровавые, человеческие.
Литовцы… Или все-таки – людокрады? Что тут литовцам делать? Им во Псков надо – Довмонта-князя извести, а не тут, по болотам ошиваться. Хотя… та девочка, скоморошница… какие-то чужие парни кинули ей янтарное ожерелье! Просто так… за песню, очень похожую на древнее литовское заклинание.
– Я бы не стала туда идти, – поглядывая на тропинку, Рогнеда опасливо попятилась. – Там – жуткая земля. И жуткие боги. Знаешь, князь, какие стоны раздаются там ночами? О, их никто не слышит. Только мы. Иногда мне кажется, что это болото – прямая дорога в Нифльсгейм, мир вечного мрака, ледяной мир полуживых мертвецов! Именно там злобный дракон Нидхотт терзает свои жертвы. Он пожирает их медленно, чтобы…
– Не думаю, чтоб на болоте жил дракон, – перебил князь. – Скорее, там люди. Поможешь мне их поймать? Они ведь и твои враги тоже. Какие-то там чужаки шастают по твоей земле… Я бы не потерпел!
