Конфуций и Буйвол явили собой суть противоположности. Так у Буйвола был один рог демона, в голове же Конфуция – вакуумная воронка, прикрытая тонкой кожей не заросшего родничка. Буйвол поедал людей, уверяя всех, что Лао-Цзы существует и именно на нем поднялся из Китая прямиком на земную орбиту. Конфуций привлекал учеников, отрицал свою связь с Лао-Цзы, намекая, что если тот существует, то, скорее всего, не существует ничего кроме него.
Драконы мыслили и вовсе глобально, признавая себя как за Лао-Цзы, так и за все прочее, исчерпывающееся исключительно Дао и Дэ. По слухам, при встрече в изначальных пропорциях, Конфуций, Буйвол и драконы должны были взаимно аннигилировать, высвободив колоссальное количество энергии. Однако конец света в очередной раз не случился. Помехой явилось отсутствие единства борющихся противоположностей – при одной мысли об алмазном браслете Буйвола, Конфуций впадал в прострацию и терял не только способность передвигаться, но и половину своей концентрации, делая полное взаимное уничтожение невозможным.
К счастью, вскоре неподалеку образовался Будда, концентрация и пропорции которого позволили изжить сумрачные хвосты Лао-Цзы путем их просветления и преобразования энергии в запах цветущих лотосов.
Странность №15: Циолковский
До революции моя мечта не могла осуществиться. Лишь Октябрь принёс признание трудам самоучки: лишь советская власть и партия Ленина—Сталина оказали мне действенную помощь. Я почувствовал любовь народных масс, и это давало мне силы продолжать работу, уже будучи больным… Все свои труды по авиации, ракетоплаванию и межпланетным сообщениям передаю партии большевиков и советской власти – подлинным руководителям прогресса человеческой культуры. Уверен, что они успешно закончат мои труды.
Константин Эдуардович Циолковский, письмо от 13 сентября 1935 года к И. В. Сталину
Заскорузлым умишком ощупывая пространство внутри собственного черепа, Константин кроме катышков жеваной бумаги и сломанных перьевых ручек обнаружил черный ход, ведущий в Рай. Константина находка испугала до чрезвычайности. Почти привыкший к грустной темноте своей оглохшей жизни, он понял, что отныне не сможет ею удовлетворяться. Невозможно забыть о лазейке, ведущей к небесному царству, выстроенному прямо перед глазами, золотящемуся под тонкой пеленой легчайших перистых облаков.
В мучительных судорогах пролежал Константин три дня – ровно столько времени понадобилось, чтобы его мозг, по-змеиному извиваясь, сбросил отмершую кожу. Константин задыхался и захлебывался слезами, пока смешанные с кровавой слизью клочки кожи выходили из его носа. Утром четвертого дня, после очередной бессонной ночи, Константин почувствовал, что судороги отступили, нос его свободно дышит, а глаза сухи. Изможденный болезненной линькой, он уснул.
Константину снилось, будто пытается он протиснуться через узенький лаз в своей голове прямо в Рай, срывает ногти, царапает плечи, ползет по миллиметру, но никак ближе к небу не становится. А за спиной голос слышится печальный: «Костя, не надо. С черного хода только ворье лезет». Проснувшись, Константин не сомневался, что во сне слышал брата Игнатия, умершего от тифа. Вспоминая тоску голоса, из-за спины шедшего, не сверху, Константин с грустью подумал, что не попал его братик в Рай, хоть и умер совсем еще юным, так и не успев окончить гимназию. На что же было рассчитывать ему? Ведь близок же Рай, до невозможного близок, что и руки протягивать не надо – лишь бы в голове своей целиком уместиться да карабкаться проворнее. Расплакался Константин от бессилия, возненавидел себя за слабость, поклялся именем матушки и брата покойного, что поднимется в небеса ко вратам Райским прямо отсюда, с земли Вятской.
