Итак, расчеты были закончены. Теперь оставался пустяк – убедить в их правильности собственный желудок и экипаж. С желудком проще, он еще не понял, что его ожидает, и, расслабленный сытным ужином, особо протестовать не будет. А экипаж… Я взглянул на хмурую физиономию Васеньева. Н‑да… Что ж мне, прямо так взять и ляпнуть:
– Леди энд джентльмены! С сегодняшнего дня, с двенадцати часов по Гринвичу, в целях экономии имеющихся в наличии запасов суточный паек будет урезан в четыре раза. Благодарю за внимание!..
Что за этим последует? То‑то и оно, и это в лучшем случае. А в худшем…
Я снова взглянул на Васеньева. Он почувствовал мой взгляд, повернул лицо. Я безмятежно улыбнулся ему. Валера, предполагая подвох, долго всматривался в меня, потом пожал плечами. Нет, начну лучше с дела. Пусть постепенно привыкают к мысли, что сытые времена кончились. С кормы я вытянул один из пустых рюкзаков, тщательно вытряс его. На дно, бочок к бочку, уложил пять банок тушенки. За ними так же плотно – пять банок сгущенки. Прикинул, повздыхал и добавил еще по банке. В карманы распихал, предварительно завернув в полиэтилен, сухари и сахар. Рюкзак затянул, к горловине привязал запасной спасжилет, чтобы в случае чего он не утонул.
Салифанов заинтересованно наблюдал за моими действиями.
– Ты решил столоваться отдельно? – наконец поинтересовался он.
– Я оттащил рюкзак к мачте, накрепко привязал его к трубам.
– Внимание всем! – громко объявил я, пытаясь привлечь общее внимание. – Здесь находится НЗ. – Я сделал многозначительную паузу, на всякий случай расшифровал:
– Неприкосновенный запас!
– А что мы будем есть? – насторожился Валера.
– Вначале это, – обвел я пальцем сушащиеся продукты. – Потом то, что в рюкзаке.
– Вот это? – брезгливо поморщилась Войцева. – Это же несъедобно!
– Это дома несъедобно! – с нажимом прервал я ее. – Здесь выбирать не приходится.
– Он почти прав, – неожиданно поддержал меня Сергей.
– Кроме того, паек придется урезать вчетверо! – сказал я, как в ледяную воду бросился, даже дыхание задержал, ожидая ответных реакций.
– Это сколько? – напряженно спросил Валера.
– Это шестьсот калорий, – расшифровал я.
– Я калории в ложку не положу, – не удовлетворился он моим ответом. – Что это – шестьсот калорий? Килограмм мяса? Стакан сметаны? Как это выражается материально?
На такой вопрос ответа у меня заготовлено не было.
– Это ровно столько, сколько понадобится тебе, Валера, чтобы продлить агонию на месяц, – мрачно пошутил Сергей.
– На три недели, – немедленно уточнил я.
– А что через три недели? – наивно спросила Войцева.
На «детские» вопросы отвечать труднее всего. Откуда я знаю, что будет через три недели.
– Придумаем что‑нибудь, – бодренько ответил я.
– А нельзя это придумать сейчас, а не через три недели?
– И вообще, на что ты надеешься? – продолжил Салифанов. – Не на манну ли небесную?
– Во‑первых, этих запасов при пайке, урезанном в четыре раза, хватит на три недели, – повторил я.
– А почему всего в четыре? Давай в двенадцать, тогда их хватит на девять недель. А если урезать еще, мы сможем питаться до Нового года. А там, глядишь, море замерзнет, и мы пешком дойдем до берега, – Валера явно издевался.
Я почувствовал, что меня тянет на грубость.
– Погоди, не мешай, – защитил меня Сергей. – Пусть выскажется. На рею мы его всегда успеем вздернуть.
– Спасибо, – поблагодарил я и продолжил:
– Во‑вторых, за двадцать один день, о которых я говорил выше, мы, надеюсь, встретим судно или берег.
