– Называется, городили огород! Плели лапти, – бросил в сердцах Лукашов.
– Что поделаешь! – вздохнул Краснокуцкий. – На войне все случается.
– А может, ее там и не было? Может, она где в другом месте? – недобро засомневался Лукашов, по-прежнему стоя обращаясь к лейтенанту.
– Там была, – просто ответил ему Пивоваров. – Столбы вон остались. Без проволоки только.
Лейтенант отошел от волокуши, скользнув взглядом по Суднику, который с бруствера напряженно смотрел в ров. Командир старался не видеть Лукашова, но он чувствовал, как недобрая, злая сила распирала старшего сержанта, и тот готов был начинать ссору.
– А что, и следов никуда нет? – со спокойной деловитостью спросил Дюбин.
– Ничего нет, – сказал Ивановский.
– Что же получается… Как же так? – не унимался Лукашов. – Кто-то виноват, значит.
Лейтенант резко обернулся к нему.
– Это в чем виноват?
– А в том, что понапрасну этак выкладывались! Да и люди погибли…
– Так вы что предлагаете? – осадил его лейтенант резким вопросом.
Он не мог начинать с ним спор, так как знал, что в этом их напряжении недалеко до ссоры, к тому же он не мог не чувствовать, что в значительной степени старший сержант прав. Но зачем теперь много говорить об этом, без того было тошно, каждый переживал эту неудачу. К тому же в таких случаях в армии было непозволительно выражать свое недовольство или возмущение – подобное всегда пресекалось с наибольшей строгостью.
Лукашов же загорячился, глаза его зло блестели, одутловатое в щетине лицо стало недобрым.
– Что мне предлагать? Я говорю…
– Помолчите лучше!
Старший сержант умолк и отошел в сторону, а лейтенант опять сел в снег. Разговор был не из приятных, но что-то томившее его с утра разом спало, как-то само собой все разрешилось, хотя, может, и не самым наилучшим образом. К нему больше не обращались, наверно, видели, что теперь он знает не больше остальных. Бойцы молча ждали новой команды или решения, как быть дальше, и он, поняв это, достал из-за пазухи карту. Он попытался все же что-то найти на ней, что-то решить про себя, пытался понять, куда с наибольшей вероятностью могла переместиться эта проклятая база. Но сколько он ни вглядывался в карту, та не ответила ни на один из его вопросов, красная линия шоссе скоро убегала за ее край, соседнего же листа у него не было. И здесь, а наверное, и дальше удобных для складов мест была пропасть: в лесах, перелесках, овражках. Где ее искать?
Он так сидел долго и молчал, не убирая с колен разложенной карты, по которой снежной крупой шуршал ветер. Он уже ничего не рассматривал на ней – просто ушел от ненужных теперь разговоров с бойцами, их вопрошающих взглядов. Он чувствовал, что незамедлительно нужно что-то решить, как только стемнеет, отсюда надо убираться. Только куда?
– Подмените Судника. Небось закоченел на ветру, – ни к кому не обращаясь, сказал лейтенант, когда почувствовал, что недоброе молчание в группе слишком затянулось. – Заяц!
Заяц сразу же встал и начал взбираться на бруствер, а Судник, обрушивая снег, на заду сполз в ров. Поднятое им снежное облако обдало Дюбина, который заворошился и встал на ноги.
– Так что же дальше, командир? – спросил он.
– Что именно? – сделал вид, будто не понял, Ивановский, хотя он отлично понимал, что беспокоит старшину.
– Куда дальше пойдем?
– Вы пойдете назад, – просто решил командир.
– Как? Я один?
– Вы и остальные. Попытайтесь спасти Хакимова.
