Дожить до весны - страница 13

Фашистская артиллерия опять обстреливала город. Ночью завыли сирены. С начала войны это была 129-я воздушная тревога. 128 раз до этого фашистские самолеты пытались нанести удар по Ленинграду. В общей сложности в этих налетах участвовало 4600 самолетов. Но все предыдущие попытки бомбить Ленинград были безуспешными. Еще одна электростанция перестала давать ток Ленинграду – Дубровская. 6 сентября она оказалась в руках врага.

После работы была возможность отдохнуть. В кинотеатрах демонстрировались фильмы, в Театре имени Ленинского комсомола шла пьеса «Очная ставка», в Театре юного зрителя – «Ревизор»…

8 СЕНТЯБРЯ, понедельник

Гитлеровские войска захватили Шлиссельбург. Ленинград оказался в блокаде. К этому дню в нем находилось 2 миллиона 544 тысячи жителей.

И еще одна беда – в 18 часов 55 минут вражеской авиации впервые удалось подвергнуть город массированному налету. Только на Московский район упало 5000 зажигательных бомб. Вспыхнуло 178 пожаров. Один из них – самый большой – охватил деревянные хранилища Бадаевских складов. Огонь полыхал здесь около пяти часов. Сгорело 3 тысячи тонн муки и 2500 тонн сахара[1].

В 22 часа 35 минут налет повторился. Фугасными бомбами было разрушено 12 домов. Повреждена главная водопроводная станция города. Разрушены два резервуара чистой воды и несколько водопроводных линий. С честью выдержал в эту ночь первое боевое испытание аварийно-восстановительный батальон службы «Водоканал». В короткий срок он ликвидировал весьма серьезные повреждения.

В городе много раненых, обожженных. 24 человека погибло[2].

Говорили, что некоторые школы все-таки открылись 1 сентября. Женькина нет, в ней разместили эвакогоспиталь.

Женя повторила уже сказанное раньше:

– Ничего, откроется 8 сентября!

Хотя было ясно, что до восьмого ничего не произойдет.

Но тут все ошиблись, 8 сентября произошло страшное – немцы взяли Шлиссельбург и замкнули кольцо!

Осада! Город в осаде!

Так твердили все вокруг, хотя по радио ничего такого не говорили.

8 сентября стало для Ленинграда знаковым, со знаком минус. В тот день город пережил первую массированную бомбежку, и ленинградцы поняли, что живут в прифронтовом городе. Теперь аэродромы врага совсем рядом, воздушные бои проходили над самим городом, но главное, немецкие самолеты легче прорывались и сбрасывали свой смертоносный груз, в том числе на жилые кварталы.

По сигналу воздушной тревоги Женька вместе с бабушкой, Станиславом Павловичем и всеми Егоровыми спустились в бомбоубежище. Женя и Юрка предусмотрительно прихватили по книге, хотя свет в подвале плохой. Станислав Павлович предложил не портить глаза при таком освещении, а лучше послушать его рассказ.

Вокруг немедленно собрались все дети, поскольку рассказывал он прекрасно. На сей раз он решил поведать о Батыевом нашествии. Даже те, кто уже изучил этот материал в школе, слушали, затаив дыхание. Такие уроки Станислав Павлович старался проводить каждый раз и до того, и после, это хороший способ отвлечь детей от происходившего наверху.

А там творилось черт-те что! Буханье зениток, вой снарядов, грохот взрывов, какой-то треск, крики… Дрожали стены их, казалось, вечного дома. Если уж толстые стены, на подоконниках которых мог с удобством сидеть человек, дрожат, то какой же силы удары?

Женьке стало по-настоящему страшно. Не только ей, от ужаса глаза округлились у многих и детей, и взрослых. Это позже ленинградцы научились относиться ко всему спокойней, даже не спускались в бомбоубежища, а в сентябре еще дрожали от каждого взрыва. Первые походы в бомбоубежище вообще были сплошным кошмаром. Оказалось, что тренировка – это одно, а жизнь совсем иное. Когда жильцы всех квартир с детьми, котами, чемоданами, узлами попытались спуститься вниз, подгоняемые воем сирен и разрывами снарядов, парадной лестницы оказалось мало. Кто-то что-то уронил, кто-то упал сам, начались настоящая давка и паника. Потребовался зычный голос Станислава Павловича, чтобы перекричать мечущуюся толпу. К сентябрю и число жильцов в доме уменьшилось, и действовать стали слаженно, давок уже не было.