Обычно первому снегу радовались, но в тот день, когда на улице стало все белым-бело, бабушка только ахнула и сокрушенно покачала головой:
– Голод будет.
– Почему, бабушка, почему? – пристала к ней Женька.
Ну какое отношение имеет первый снег к голоду?
– Примета такая есть, Женя, если снег на не опавшие листья ляжет, быть голодной зиме.
Станислав Павлович просто не позволил никому расслабляться и паниковать, он заявил так, что никто в квартире не посмел возразить:
– Печи есть, пойдем за дровами.
– А где дрова покупать?
– Будем собирать то, что может гореть, на разбитых домах.
За дровами отправились все, кто мог: сам Станислав Павлович, бабушка, Елизавета Тихоновна и Женя с Юрой. Доходяга Егор Антонович остался присматривать за Таней и Олей. Когда они вернулись, таща кто что мог, то еще в парадной услышали рев сестричек и неумелое пение Егора Антоновича:
– Ой, люли, люли…
Люли не помогали, девчонки хотели есть, и им было холодно.
Их большущий холл, где совсем недавно устраивали общие праздники, превратился в дровяник. Все притащенное с улицы сложили прямо под дверь квартиры эвакуировавшихся Якимовых.
У Титовых пропала Мила, уехала рыть окопы, как многие другие студенты, потом сообщила письмом, что все в порядке, и после ни строчки больше месяца. Елена Ивановна пыталась разузнать о ее судьбе, в институте сказали, что ничего не знают, занятий пока нет, а потому она сама по себе.
Мила пришла сама, выглядела хорошо, куда лучше, чем раньше, явно была сыта.
Шепотом сообщила бабушке, что служит в Смольном, новая знакомая, которую она вытащила из-под бомб на себе, пристроила.
Глядя на то, что Мила выкладывает на стол, Ирина Андреевна покачала головой:
– Рада бы не поверить, да не могу. Кем ты можешь там работать?
– Уборщицей. А скоро перейду в официантки в правительственную столовую, мне обещали.
– Сытно кормят? – как-то холодно поинтересовалась бабушка.
Мила смутилась:
– Да, сытно.
Она явно не желала ничего рассказывать и торопилась уйти.
– Я еще забегу. Только вы никому не рассказывайте, что я… где я работаю. Не надо.
Когда за ней закрылась дверь, Ирина Андреевна сокрушенно вздохнула:
– Да, хорошо пристроилась наша Мила.
Женька не могла взять в толк, почему ей это не нравится.
– Повзрослеешь – поймешь.
Женя спросила у Юры, он все-таки старше, но Юрка тоже не понимал. Работает человек в Смольном, что в этом плохого?
Ошибкой восприятия блокады у многих наших современников является уверенность, что продукты, особенно хлеб, по карточкам «получали».
Нет, карточки давали только право выкупить то, на что выданы. Покупали за деньги, конечно, небольшие, но для этого нужно работать или получать пенсии. А получив, беречь как зеницу ока.
В связи с этим случалось много трагедий.
Сначала утерянные карточки восстанавливали. Но довольно быстро нашлись те, кто стал этим спекулировать, заявления об утере карточек посыпались дождем. Тогда такое правило отменили. На карточках появилась надпись: «В случае утери не восстанавливаются».
Теперь потеря карточек или денег была равносильна смертному приговору. Особенно страшно, если за продуктами ходил один человек из семьи, тогда простое его падение на улице могло привести к трагедии. Сил подняться сразу не всегда хватало, бредущие мимо люди часто не могли помочь, ведь были слабы не меньше, а морозы уже с начала ноября – ниже двадцати градусов! Ослабленным людям хватало и получаса на таком морозе, чтобы превратиться в окоченевшую колоду.
