– О, всё что угодно!
– Я могу кое-что подправить, – подумав, ответила Виолетт. – Дар не сниму, но до Латариса доехать мои чары помогут. А там уж… сама разберешься. Учти, возьму дорого.
– Я согласна!
– Двадцать пять золотых.
– СКОЛЬКО?! – Леоне показалось, что она ослышалась.
– Двадцать пять золотых. Я иду на огромный риск, вмешиваясь в чары старшей феи. Такая работа стоит втрое дороже, а я соглашаюсь помочь за бесценок. А ведь мне еще крыльцо обновлять, зима на носу.
Леона стиснула зубы. Дядя Стефан дал ей кошель с золотыми монетами, но она даже не успела посчитать, сколько их там. А ведь ей нужны деньги на дорогу, на жилье в столице, и, главное, она мечтала открыть цветочную лавку! Как можно отдать этой женщине такую кучу денег, а самой остаться ни с чем?
Только выбора-то у нее всё равно не было.
– Я не уверена, что у меня найдется нужная сумма, – выдавила из себя она.
– Ну, сколько найдется, – подумав, ответила фея.
– Хорошо, – вздохнула Леона. – Что именно вы можете… подправить?
Фея встала, вытащила из передника расческу.
– Сядь спиной ко мне, – велела она.
Леона решила, что хуже уже не будет, развернулась на табурете, бросила взгляд в окно. На лужайке перед домом Принц мирно щипал траву.
– Сила твоего дара – в волосах, – сказала фея.
Она сняла с Леоны берет, положила на стол и начала расплетать ей косу.
– Чудо как хороши… – бормотала она. – Глаза слепят. Да, постаралась старуха… Ух, даже искрятся. – Фея Виолетт наконец распутала рыжую гриву и принялась ее расчесывать. – Силы в них Розанна вложила много, очень много. Ни один мужик перед твоими кудрями не устоит, понятное дело… По крайней мере, до тех пор, пока они такие длинные.
– Я пыталась обрезать, – вздохнула Леона, – а ножницы не берут.
– Конечно, не берут, – подтвердила фея. – Я ж говорю, силы очень много. Просто так их ничто не возьмет. Ни ножницы, ни острый нож, ни меч, ни топор.
– Ничто не возьмет? Но… как же быть…
– Пока я не зачарую. Вот ножницы и зачарую. Посиди.
Виолетт отошла, принялась ходить по комнате и греметь посудой. Леона сидела спиной, не видела, что делает хозяйка дома, и не знала, можно ли смотреть. Минут через пять все-таки не выдержала, оглянулась.
Фея успела расставить на столе с десяток банок с какими-то порошками. Она открывала каждую банку в одной ей известном порядке, брала щепотку порошка, высыпала в широкую деревянную миску, проводила над миской рукой против часовой стрелки и что-то шептала.
– Встань, – наконец сказала она.
Леона отодвинула табурет, приблизилась. Фея взяла ее за правую руку и быстро ткнула в средний палец иголкой. Леона ойкнула – больно же, – но боль сразу прошла, а фея принялась давить на палец, пока капля крови не упала в миску.
Содержимое миски вдруг принялось шипеть и пениться, а через минуту превратилось в жидкость ярко-красного цвета – удивительным образом этой единственной капли хватило, чтобы растворить все порошки, как будто фея добавила туда целый стакан крови.
Ненадолго Виолетт вышла из комнаты, а вернулась с каким-то чехлом в руках. Из чехла она вытащила ножницы, положила в миску, снова принялась водить над ней рукой и шептать странные слова, которые Леона не могла разобрать, а впрочем, и не хотела. Наконец фея достала ножницы из миски, и выяснилось, что они совершенно сухие, как будто не мокли только что в этом кровавом растворе. Затем она снова усадила Леону на табурет спиной к себе и взялась за дело – уже через минуту на полу образовалась горка из отрезанных волос.
