– За далёкими лугами, за высокими стенами льётся-полнится скрежет зубовный, тихий, долгий, страшный, продрогший…
Перед глазами Илидора всё расплылось и пошло хороводом, как во время полёта в сильный ветер или… в грозу. Как в ту жуткую грозу, которая накрыла Донкернас в день его побега. Когда молнии резали небо, несли с собой драконий мор и погибель, а Илидор стоял на крыше замка и орал на Йеруша Найло под обалделыми взглядами стражих эльфов.
– Кровь, кровь нельзя разлить как воду, забыть как воду, кровь зовёт за дальние луга, за высокие стены!.. Одной дорогой лететь тебе за дальние луга, к стенам, за которыми стоит скрежет зубовный.
Боль прострелила оба уха сразу, Илидор зашипел и зажал их ладонями. Перед глазами медленно плыли круги, из них появлялись накрытые к празднику столы, цветные ленты, люди в ярких нарядах, не обращающие никакого внимания на Илидора. Прямо перед драконом, такая маленькая, росточком разве что чуть повыше гномки, почти слитая с тенями, качалась-расплывалась женщина Тай Сум с сокрытым за маской лицом и говорила низким, монотонным голосом с певучим акцентом:
– В краю подземных нор стоит звон металла, льются реки огня, поджидают, дремлют, дни считают, зовом полнят твою сонную песнь… Второй дорогой сойти тебе в край подземных нор и горящих рек.
Тихий голос грохотал, как камнепад в подземьях, лез в зажатые ладонями уши, как рудный бур пробирается сквозь толщу породы, ломая сопротивление. Вокруг истерили дудки, гармоники и трещотки, тараторили люди, что-то деревянно стучало и плюхало, пахло жареным мясом шестиногов, вечерней свежестью и горячей лавой.
– Третьей дорогой…
– Хватит! – грохотнул раскатистый гремучий голос.
Замерли с открытым ртами селяне, оборвала весёлый распев дудка, кувыркнулась в воздухе пролетавшая по своим делам галка, умолкла Тай Сум. Все смотрели на них с Илидором, не понимая, из чьей груди вырвался громоподобный наказ. Тай Сум выпрямилась, огляделась вокруг, будто в недоумении – что тут такое происходило? – и, словно очнувшись, выскользнула из окружившего её удивлённого внимания, мотнула блестящими волосами, затерялась в толпе. Селяне провожали Тай Сум взглядами, видимо, задаваясь вопросом, стоило ли подпускать циркачей к свадебному гульбищу, или ну бы их куда подальше.
Дракон стоял, согнувшись, прерывисто дышал, перехватывая воздух ртом.
– Ух ты, – выкрутился откуда-то из толпы Йеруш Найло. – Что это было?
Илидор не отвечал, одурело моргал, впившись пальцами в виски. Сделал один за другим несколько рваных вдохов, сплюнул – рот наполнялся слюной так, словно в дракона влили ковш отвара из листьев кислянки.
– Илидор, ответь!
– Отцепись! – просипел он, выпрямился с явственным трудом и пошёл, пошатываясь, к ближайшему столу.
Йеруш дёрнулся подставить плечо, Илидор дёрнулся опереться на него, но тут же прянул назад, пошёл сам. Шаг, другой, пятый – и дракон почти свалился на лавку. Подташнивало, немного кружилась голова.
– Это было пророчество, Илидор? Настоящее?
– Отстань, – едва ли не жалобно попросил дракон.
– Не отстану.
Илидор застонал и принялся наливать в чашку какое-то варево из широкогорлого глиняного кувшина. Руки его дрожали.
– Ты веришь в пророчества? – допытывался Найло с несвойственной ему озабоченностью. – Они бывают настоящими, как думаешь?
Илидор уткнулся в чашку. Варево оказалось грушево-сливовым узваром, и дракон цедил его долго, с наслаждением, мелкими глотками. Йеруш ждал.
