– Ой, – тревожно обмахиваясь ладонью, выдохнула Феодора, глядя на лес в окно. – Какое жуткое место.
Я мнения Феодоры не разделяла и ответила:
– А по-моему, очень красиво. Смотри, какие пышные деревья. А вон те елки будто даже подсвечены легкой синевой. Интересно, что это за эффект? Я бы с удовольствием взяла пару иголок для исследований.
Феодора побледнела и выпучила глаза.
– Сделаю вид, что я это не слышала. Ваша светлость. Вы разве не понимаете, как опасно в Крутогорном лесу?
– Понимаю, – согласилась я. – И не собираюсь подвергать опасности ни твою, ни мою, ни возницы жизнь. Я лишь отметила, что это очень интересное растение и я бы хотела его изучить. Я же не говорю, что собралась в Тридцатое царство и не вспоминаю сказы о Вороне Яробое.
Феодора вздрогнула и осенила себя знамением Лады заступницы.
– Ох, не поминайте его. Лучше изучите этикет и манеры, – заметила она тревожно. – Они вам понадобятся куда больше на приеме с Риакритом Сиятельным, чем ваши неуместные увлечения.
Тридцатое царство в нашем Содружестве царств считается Запретным, поскольку не входит в состав Содружества и не подчиняется его законам. О нем ходят разные небылицы, будто там люди не такие, и пшеница не такая, и воздух другой. Кроме басен о великанах, жутких чудищах и крылатых тварях, что населяют Тридцатое царство, ходят сказы о неком Вороне Яробое, страшном и ужасном колдуне, маге, который одним взглядом может превратить в камень, соблазнить девицу и поставить на колени воина. В эту ерунду я, конечно, не верила, но Тридцатым царством и Вороном Яробоем частенько пугали непослушных детей, а я давно вышла из детского возраста и от слов Феодоры в груди моей шевельнулось недовольство. Негодование сформировалось с отчетливую мысль и в виде слов потекло к губам.
– Феодора, – сказала я, сурово взглянув на гувернантку, – ты забываешься. Я понимаю, что ты приставлена ко мне в качестве воспитателя и прочее. Но прошу помнить, что здесь царевна я. И если мне что-то не понравится, достаточно одного слова, чтобы тебя заменили на более сговорчивую.
Кровь от лица гувернантки отхлынула, оно побледнело, как лист бумаги, глаза её округлились, а рот раскрылся в испуге.
– Ваше высочество… – прошептала она с дрожью, – простите меня великодушно. Я действительно забылась… Впредь, если ваше высочество позволит мне остаться, обещаюсь не переходить черты. Просто я так пекусь о вашем благе, что иногда веду себя, словно вы моя дочь, которой у меня никогда не было. Я готова для вас на все. Простите меня, ваше высочество, за несдержанность…
Глядя на заблестевшие от влаги глаза гувернантки, её дрожащий подбородок и пальцы, которые комкают передник, я ощутила что, мой гнев улегся так же быстро, как и возник.
Я сказала уже спокойнее:
– Принимается, Феодора. Я больше не злюсь на тебя.
Гувернантка выдохнула и заметно осела, молчаливо уставившись в окно. Её приставили несколько лет назад, когда выяснилось, что меня срочно надо обучить поведению в обществе. Ведь до этого ставок на меня не делали, а потому многое позволяли. А когда батюшке взбрело в голову выдавать меня замуж, оказалось, что я тот ещё сорванец, которому требуется дополнительное воспитание.
Феодора справлялась с этим отлично. За несколько лет она восполнила пробелы в моих знаниях этикета и поведения. Однако это не изменило ни моего характера, ни стремлений.
