К тому моменту, как вокруг стемнело, я уже почти спала, но вот спуск на твердую землю оказался на диво неприятным – голова кружилась, в глазах мелькали черные точки, и ужасно хотелось пить.
Переговоры Жана с хозяином большой деревянной избы пролетели над головой, очнулась уже в доме – душно, жарко, а руки Жана быстро стягивают одежду. Сначала было здорово – дышать стало легче, и вообще дурнота отступила, но потом я поняла, что он меня вот-вот разденет – совсем, и я принялась отбирать свои вещи назад. Но дойдя до длинной нижней сорочки, виконт успокоился, помог умыться и уложил в постель, а потом еще и компотика попить принес. Правда, рвало меня с этого компотика, как после несвежего салата, но виконта в комнатке уже не было, и я, спокойно закончив свои дела и умывшись, забралась в кровать.
А ночью меня настиг жар, странный такой, словно по всему телу бегали мурашки, пощипывали, кололи, собирались в самых неожиданных местах и там разжигали пламя. Облегчение принес Жан, положивший на меня руку, рука была прохладная, тяжелая, и я прижалась к ней, потом защипало руки, и я, спасаясь от жара, прикоснулась к лицу Жана. Он проснулся и с изумлением моргал; руки вновь пыхнули, и я провела кончиком пальца по длинным черным ресницам, стало еще жарче, дыхание сбилось, и, спасаясь, я прижалась к его губам и тут же ощутила, как он прижимает меня к себе. Его руки мяли и тискали, мурашки разбегались толпами, а губы гасили жар на губах, на шее, касались глаз и щек, воздуха не хватало, но тут Жан, протяжно застонав, стиснул меня в объятиях и обмяк.
Я полежала немного, потом погладила его плечо – не шевелится, странно, – развернулась в его объятиях, заглянула в лицо – спит. Странно, но тут и меня догнала усталость, заныл живот, и, устроившись поудобнее, я уснула.
Проснулась и удивилась: сумерки, мерцает лампадка, а рядом сидит румяная женщина в белом платочке:
– Проснулись, Ваша Светлость? Как себя чувствуете?
Я прислушалась, ой, живот как болит! Поморщилась, а женщина торопливо заговорила:
– Осторожно, осторожно, не пугайтесь, простыли вы да на лошади растрясло, я вам тут горшок под кровать поставила и салфеток свежих приготовила, и водичка теплая, чтобы умыться, есть, в баню вам пока нельзя.
Добрая женщина помогла встать, убедилась, что я не упаду, если крепко вцеплюсь в большую деревянную кровать, и даже выдвинула мне из-под кровати горшок с крышкой из темной глины. Обнаружив на себе странную конструкцию из полос ткани, я не сразу сообразила, что это; оказалось, хм, некое подобие трусиков для удержания необходимых тряпочек. Хорошо, что Сара объяснила мне, что это и для чего, но не сказала, куда девать использованные!
Умывшись и сделав все необходимое, я так устала и вспотела, что пришлось присесть в простое деревянное кресло, сработанное просто, без украшений и даже без подушек, сидеть было неудобно, но и до кровати я сейчас не дойду. В дверь тихонько постучали – явилась та же самая женщина, все убрала, сменила воду в тазу и перестелила постель. Ой, какие пятна! Полное ощущение, что кого-то зарезали! Я расстроилась, дома получалось быть аккуратнее: живот начинал ныть заранее, и благодаря маме запас необходимых средств был под рукой. Но женщина, кажется, не сильно огорчилась, говорила что-то о заботливом муже, о хорошем лекарстве и наконец, напоив меня морсом и переодев в сухую рубашку, уложила обратно в кровать. Едва она вышла с ворохом белья в руках, как в комнату вошел Жан, взволнованный и решительный:
