Драконские сказочки. Про Неизвестно Что - страница 4
Принцесса взяла себя в руки и стала просыпаться. Какие бы были её ни ожидали, их надо было встретить лицом к лицу, как полагается.
– Я никого не боюсь, – сказала себе Принцесса, – даже Дракона. Хотя, наверное, зря. А вдруг он, всё-таки, Птеродактиль…
И проснулась, не оглядываясь. Посреди пещеры, у стола, над плитой, установленной прямо над жерлом вулкана, возвышался Дракон, в фартуке, со сковородкой. Рычал и жарил очередную яичницу. Прежняя то ли превратилась в Неизвестно Что, то ли неизвестно, что с нею стало.
– Яичница – неспетая песня моя… – со вздохом подумала Автор.
Дракон насвистывал «Болеро» Равеля. Линька закончилась победой новой кожи над старыми нормами жизни. Из старой кожи он смастерил себе трубку, сапоги и погремушку для Принцессы.
Всё-таки, было в нём что-то от гремучей змеи…
– Так вот, – сказал Дракон, хищно облизнувшись, – давно это я не ел маленьких девочек.
Принцесса замерла и стала потихоньку превращаться в тыкву.
– В смысле, – давно это я не ел. Маленьких девочек прошу к столу, – исправился Дракон.
Яичница приосанилась.
>сказочка про вой Дракона
Принцесса росла. По утрам она запрыгивала на люстру и раскачивалась, распевая пиратские народные песни.
Уйти в пираты или жареного арахиса? Жареного арахиса или в пираты? Или и того и другого? Плохо мы пока понимаем в жареном арахисе, да и в пиратах слабо разбираемся…
Автор, например, понимает пиратов как метафору. То есть – как путь к морю, своеобразный, не спорю, а ещё возможность заработать на ближнем своём через абордаж. Поэтому Автор сидит дома, беседует с Драконом, сочиняет ему Принцессу. Ибо абордаж ей чужд.
А вот Принцессу в пиратах привлекает корабль, песни Кима и бесплатные пирожные. Ну и возможность просыпаться после одиннадцати.
В общем-то, Автор немного ей завидовала и, чтобы отвлечься от чувства зависти, слушала на ночь песни Кима. Чтобы по утрам вставать, когда это необходимо и достаточно, и бывать соразмерной.
Дракон постоянно маячил в сознании Автора, – то ли гнездо вил, то ли сохранял стойкость. А иногда ходил по скалам, махая крыльями для равновесия. Вечерами он садился за стол, придвигал к себе Неизвестно Что и рассматривал. Неизвестно Что не возражало.
Из долины пахло свежими мангалами.
Принцесса раскачивалась на люстре и болтала. Слова вылетали из неё прямо в прохладный воздух пещеры и развешивались, меняя цвет и вкус. Дракон наблюдал молча, медитируя до состояния яичницы. Он вообще стал покладистый, часто задумывался о смысле жизни, о реинкарнации в яйцо. С другой стороны, стоило бы заняться миграциями, хотя бы по утрам.
Если регулярно заниматься миграциями, можно в крыле развить какое-нибудь особое умение. Или стать нечувствительным к запаху свежих мангалов.
Иногда Дракон гладил ситцевые наволочки натруженной когтистой лапой, оставляя на них следы тяжёлых раздумий. Для того чтобы Принцесса, когда вырастет, научилась штопать. «Боже, как страшно жить…» – думала Автор.
Штопкой она не занималась никогда. С другой стороны, стоит же чем-то не заниматься никогда? В отличие от того, чем всегда.
И вдруг однажды, после чаю, когда всё было хорошо даже в королевстве датском, а чай был индийский, Принцессе внезапно и отчаянно понадобились новые ботиночки.
Желательно золотые и золотые же шнурки, вот прямо с утра, вынь да положь, особенно шнурки и особенно вынь.
Дракон решил улететь в Гималаи. Там горы, вулканы, живут как-то без шнурков, медитируют в отсутствие свежих мангалов… Но передумал и сел в позу лотос, как манная каша в эмалированной кастрюле. Чтобы не увеличивать энтропию.