– Ты слышишь, что я спрашиваю? Коржик, ты мне глухую приволок? Или дуру?
Ох. Снова меня дурой обозвали.
– Простите, хозяин, засмотрелась, – попыталась я, как могла, исправить ротозейство. И низко, в пояс, поклонилась.
– Зовут как? Сама откуда? И скока лет?
– Зовут Син. Пришла из Кривых Сосен, что под Берденом. Иду к Марен-Кару, там моя тётка, сестра отца, живёт. А лет мне шестнадцать.
Пока спешила за Коржиком по деревне, успела продумать, что и как говорить.
– Если к тётке идёшь, зачем тебе работа?
– Одна не дойду, далеко, и денег нет, – понурилась я.
– Тебя там никто не ждёт, что ли? – Варек прищурился на меня.
Я, покраснев, кивнула. Может, и надо было сказать по-иному, только лгать я совсем не умела. Это про тётку наплела в надежде, что враньё за неуверенность да робость примут. Но с прямыми вопросами так не выходило.
– Ладно, работница мне нужна. Попробуем. Коли не подойдёшь, через три дня выгоню. Пойдёшь дальше, куда шла. А будешь стараться, может, и останешься. – Поймал мой взгляд, подмигнул: – Вдруг понравится? Сейчас иди к Марке, та тебя пристроит и всё объяснит.
Коржик мялся рядом. Потом, видя, что хозяин готов повернуться спиной, пискнул:
– Дядька, а мне обещанную награду?
– Ладно, держи! – Варек сунул лапищу в карман штанов, что-то там нашарил и бросил Коржику тускло блеснувший в воздухе кружок. Мальчишка ловко его поймал.
Я сглотнула. Вот хитрый пацан! С меня деньги возьмёт, да ещё трактирщик ему что-то дал. А я ни монетки за жизнь в руках не держала.
– Ну, потом забегу! Бывай, Син! – Коржик выскочил за дверь, оставив меня одну в трактире.
– Чего стоишь-то? – обернулся хозяин. – Слышала, что я сказал? Иди к Марке!
А где та Марка? И как она выглядит? Я ж в жизни в таких огромных доминах не бывала! Это в избе сени да пара комнат, заблудиться негде. А тут? Обвела взглядом огромное сумрачное помещение с рядами столов вдали и широкой деревянной уходящей наверх лестницей. А снаружи, как успела разглядеть, прежде чем зашли, – дом ещё больше. Три этажа, и в обе стороны тянется ширше, чем ограда у деревенского коровьего выгона. Махина, одно слово!
– Ладно. Ма-арка! МАААРКА!!! – рёв Варека эхом раскатился по дому.
Такое не то что глухой в лиге услышит, а мёртвый на погосте из могилы выпрыгнет! Ужас, как орёт.
– Чи-иво? – донеслось откуда-то сверху.
– Сюды иди! Новенькая у нас, – договорил Варек уже спокойнее.
Ох, лишь бы она была не злой!
– Значит, Син? Говоришь, шестнадцать тебе? Не врёшь? А девка иль баба? А то, может, из дома удрала, оттого что согрешила?
Я замотала головой, глядя на упёршую руки в боки краснощёкую тётку в застиранном сером фартуке.
– Ну ладно. Говори, что умеешь! Работа разная есть: стирать, убирать, готовить, за скотиной ходить, коров доить – у нас их четыре. А по вечерам, как народ выпить соберётся, все подавальщицами в нижнем зале работают. Ты считать умеешь?
– До двух дюжин, на пальцах…
– А писать? – В голосе тётки слышалось всё, что она думает о безграмотных неумехах.
– Не-а, – уныло призналась я.
– Ну-ка, посчитай, скока тут денег? – На прилавок передо мной высыпалась горка серебряных и медных монет. – И, если тебе дали серебрушку, а взяли два пива по три медяка, сколько ты сдать должна?
Я в растерянности уставилась на рассыпанное передо мной богатство. Сдать – это вернуть, что ли? А сколько в серебрушке медяков? Я ж не знаю.
– Мы с бабушкой своим огородом жили, – попыталась я объяснить ситуацию.
