– По крайней мере, чем она занималась, вы знаете?
– Она у нас деловая, – кисло буркнула Лилиан, – бизнес у нее там какой-то. Наша Рода всегда денежки любила. Но такая сквалыга была, никогда ни отцу, ни мне ни пенса не даст. А ведь старый козел, как ни крути, папаша ейный.
И это она называла не говорить плохо о мертвых… Вернувшись домой, Вексфорд стал обдумывать все, что узнал о Роде Комфри. Женщина среднего возраста, успешная и состоятельная, возможно – владелица собственного бизнеса. Она не любила свой родной городок, вероятно, из-за неприятных воспоминаний, была сдержанной и скрытной, даже адрес свой никому не дала. Умная, жесткая и равнодушная к мнению посторонних о себе людей. С неприятным отцом ее связывал лишь долг, и не более того. Хотя делать далеко идущие выводы было еще рано. Завтра утром он возьмет ордер на обыск в доме мистера Комфри и разыщет там адрес Роды, а также сведения о ее бизнесе, вытащит на поверхность всю ее подноготную. У него было чувство из разряда неподдающихся логическому обоснованию, чего так не любил начальник полиции: мотивы преступления кроются в лондонской жизни мисс Комфри.
Здание полицейского участка Кингсмаркхэма построено было около пятнадцати лет назад. Консервативным горожанам совершенно не понравилась белая коробка с плоской крышей и окнами во всю стену. Но за прошедшие годы березы и лабурнум, посаженные рядом, разрослись и скрыли суровое строение. Кабинет Вексфорда находился на третьем этаже. На стенах, выкрашенных ярко-желтой краской, напоминавшей о лютиках, висели кое-какие карты и красочный календарь с видами Сассекса; на полу лежал новый голубой ковер. Темно-красный палисандровый стол был его собственным, а не принадлежал полицейскому участку. Из широкого окна прекрасно была видна Хай-стрит: мешанина крыш, а за ними – зеленые холмы. Наступило утро пятницы, 10 августа. Кондиционер был выключен, окно распахнуто настежь.
Следовало ожидать очередной чудесный летний денек, обещанный предыдущей ночью чистым звездным небом и яркой луной. Утром Вексфорд только забежал в свой кабинет и сразу же отправился в стовертонскую больницу. Оказалось, после того, как он ушел, ему принесли одежду, бывшую на Роде Комфри в ночь убийства, и оставили пакет на столе. Вексфорд положил рядом первые выпуски вечерних газет, которые только что купил. Старые девы, пусть даже зарезанные, не интересовали газетчиков: убийству уделили каких-нибудь пару абзацев, причем даже не на первой полосе. Солнце еще не добралось до его кабинета, так что Вексфорд сел у окна в холодке и стал обдумывать то, что удалось узнать.
Итак, Джеймс Альберт Комфри. Зайдя утром в палату, инспектор обнаружил, что кровать старика завешена пологом из цветастого набивного ситца. Руки больного, заскорузлые и узловатые, похожие на крабов, беспрестанно двигались по простыне, время от времени принимаясь теребить красное шерстяное одеяло, потом возвращались обратно к простыне, но лишь для того, чтобы через минуту вновь начать свое бесконечное путешествие. Рот старика был открыт, он хрипло дышал. Его прежде жесткое и решительное лицо сейчас словно оплыло. Вексфорд заметил, что дочь была на него похожа: тот же большой нос, длинная верхняя губа и массивный подбородок.
– Как я и обещала, я рассказала ему о случившемся, но он ничего не понял, – процедила сестра Линч. – Он уже почти ничего не понимает.
