Древнейший - страница 3



– Я бы не стал, – заявил он. – Пусть уж буду Цаплей, но рядом с Кадайль, чем полноценным человеком, но без нее.

– Ты и так полноценный человек, – возразила женщина и потянулась, чтобы поправить зятю край косынки.

– С амулетом.

– Без амулета тоже. Брансен Гарибонд – самый лучший человек на свете.

Он рассмеялся.

– Возможно, когда-нибудь я и смогу обойтись без душевного камня. По крайней мере, так обещают таинственные Джеста Ту.

– Над чем это вы хихикаете? – донесся с повозки голос Кадайль. – Мама, ты вздумала кокетничать с моим мужем?

– Это бесполезно, – отозвалась мать.

Брансен приобнял Каллен, и так они шагали некоторое время. Он не мог не понимать, что Кадайль, прекрасная телом и душой, всего лишь плоть от плоти этой женщины, и был счастлив называть ее тещей. Все его существо негодовало при мысли о том, что самхаист Берниввигар покушался, причем дважды, на жизнь Каллен. Гарибонд, отчим Брансена, тоже пострадал от рук этого нечестивца.

Теперь Берниввигар мертв. Сражен тем самым клинком, что скрывается в деревянном посохе, тем самым человеком, который держит этот посох. Брансен был доволен.

Беседу прервал стук копыт, быстро приближавшийся сзади. С учетом времени и места это могло означать только одно.

– Цапля!.. – шепнула Каллен.

Но Брансен уже и сам понял. Он зажмурился и усилием воли порвал ставшую привычной связь с душевным камнем. Тотчас его движения потеряли плавность, ноги уподобились длинным нескладным ходулям, которые он, шагая, поочередно выбрасывал вперед. Посох из ненужного аксессуара превратился в настоящий костыль, молодой человек вцепился в него мертвой хваткой.

Он слышал, как подъехали всадники, но, в отличие от Каллен и Кадайль, не мог даже посмотреть в их сторону, опасаясь потерять равновесие и рухнуть лицом вниз.

– Люди правителя Делавала, – выдохнула Каллен.

– С дороги! – последовал грубый окрик, и всадники натянули поводья. – Оттащите колымагу на обочину и назовитесь!

– Он обращается к тебе, – прошептала Каллен Брансену.

Гарибонд неуклюже повернулся и едва не упал. Двое рослых бывалых воинов взирали на него с нескрываемым удивлением.

– Что это с тобой? – спросил один из них, дородный великан с густой седой бородой.

– Я… Я-а… – только и сумел пролепетать молодой человек.

Вместе с чарами душевного камня его покинул и дар речи.

Всадники поморщились.

Каллен решила прийти на помощь Брансену.

– Это мой сын, – объяснила она.

– Ты уверена, женщина? – Тот, что помоложе, ухмыльнулся в пышные, от уха до уха, усы.

Оба воина расхохотались над усилиями калеки.

– Да оставьте же его в покое! – заступилась Каллен. – Он был ранен в бою копьем в спину, загораживая товарища. Не насмешек достоин он, а уважения.

– Где же он обзавелся этой раной? – с подозрением спросил бородач.

– Говорю же, в спине, – отвечала Каллен.

Воин нахмурился.

– Дамочка, у меня нет времени ни на твое невежество, ни на твое притворство.

– К югу от города Прайда! – выпалила Каллен, хотя совершенно не представляла, были южнее Прайда военные действия или нет.

Этот ответ, по-видимому, удовлетворил воинов, и женщина с облегчением вздохнула. Но тут усатый здоровяк заметил Кадайль, и его серые глаза загорелись живейшим интересом.

– Вообще-то он не совсем мой сын, – замялась Каллен, обращаясь к усатому. – Он мой зять. Это все равно что сын.

– Зять? – эхом повторил солдат и вопросительно посмотрел на Кадайль. – Это твой муж?