Древние Боги - страница 105

Рутгер пытался представить, что бы сделал отец на его месте, и не смог. Он даже не помнил его лица! Он помнил только его сильные руки, широкие плечи, затянутые в грубо сплетённую кольчугу, яркие, казалось, пронизывающие насквозь, голубые глаза, и чуть хриплый, насмешливый голос.

Как он пережил тогда известие о его смерти? Ведь это всегда так страшно, когда умирает горячо любимый человек. Кажется, что жизнь остановилась. Хочется выть, крушить, взорвать этот несправедливый мир, а когда биться в истерике уже больше нет сил, понимаешь, что ты всего лишь человек, и так же смертен, и твоя жизнь, всего лишь вспышка молнии в бездне Вселенной. Ты всего лишь песчинка, какую может никто и не заметит, пройдёт мимо, и только с твоей смертью, как-то не увидев уже ставшего привычным, как деталь окружающего мира, лица, вспомнит, что чего-то не хватает. Мир не треснет, и не развалится на тысячу хрупких осколков. В нём не будет всего лишь тебя, твоего лица, твоих мыслей, и твоих дел.

Мать. Что он помнил о ней? Мягкие, нежные руки, заботливо поправляющие одеяло, и то, как он, сквозь веки, борясь из последних сил с подкрадывающимся сном, наблюдал за ней, чтобы сказать что-то доброе, хорошее, и ещё раз увидеть её улыбку. Потом плачь, занавешенные чёрной тканью зеркала, принесённые отцом из какого-то давнего боевого похода, и ощущение беспросветного, вязкого горя, окружающего со всех сторон, и понимание, что не в силах что-либо изменить….

Воевода слышал, как начинает пробуждаться лагерь. Где-то уже затрещали дрова в костре, и потянуло дымком, где-то далеко перекликались караульные, и еле слышно защебетали проснувшиеся птицы. Крыша серой палатки светлела, подсвеченная поднимающимся солнцем, и скоро в щель между пологом входа и матерчатой стенкой проник лазутчик – жизнерадостный, золотой луч небесного светила. Хвала Бессмертному Тэнгри! День обещал быть солнечным и ясным. Что он принесёт? Какие вести? Что измениться в этом мире? В лучшую, или худшую сторону?

Он услышал шелест травы, тяжёлую поступь, и по шагам понял, что к палатке подошёл Сардейл. Ветеран немного постоял, прокашлялся, и заглянул, отодвинув рукой в сторону полог. Они встретились взглядами, и воин, улыбнувшись, вошёл.

– Да напьётся твой меч кровью врагов, Рутгер. – Не дожидаясь приглашения, он сел в кресло, оглядел убогое внутреннее убранство палатки, словно видел её содержимое в первый раз, и тяжело вздохнул: – Всё плохо.

– Что случилось? – Встревоженно спросил воевода, и сел на топчане натягивая на ноги сапоги. – Ты принёс дурные вести?

– Даже и не знаю. Где у тебя здесь вино? Мне надо промочить горло. Ага! – Ему на глаза попался кувшин, и, не теряя времени на поиски кубка, он сделал внушительный глоток. Отёр усы, и довольно крякнув, продолжил: – Я поговорил с множеством воинов, и кое-что выяснил, насчёт человека в чёрном хитоне. По-моему, это, как ни странно и невероятно, был ассан.

– Ассан. – Повторил Рутгер, потом смысл сказанного был понят, и он удивлённо воскликнул: – Ты думаешь, что говоришь? Последнего ассана убили почти двести лет назад! Этого просто не может быть!

– А, по-моему, это как раз всё и объясняет. Он хладнокровно проник в охраняемый лагерь, раз. – Сардейл загнул один палец. – Смог отравить вино, два. И ушёл так, что его никто не видел, три. Вспомни-ка, самое главное умение ассана – жить среди людей, чтобы никто не мог догадаться, что он наёмный убийца. Ты пробовал так жить? Так вот, могу с полной уверенностью сказать, что это дьявольски сложно. – Ветеран улыбнулся так, словно одержал великую победу над былинным великаном, и получил в придачу тысячу золотых монет.