Древние Свитки - страница 9

– Это что за магия? – спросил один из них дрожащим голосом, медленно пятясь назад.

“Какое пьянящее чувство”, – вдруг подумал Даррен, держа в воздухе своего давнего врага и смотря, как тот корчится и бессильно бьет ногами воздух. Барх безрезультатно пытался ухватиться руками за удавку на шее, но не мог, и только беспомощно хрипел.

– Отпусти! – взмолился он осипшим голосом.

Вдруг Даррен услышал звук быстро приближающихся шагов, разомкнул ладонь и выпустил из тисков задыхающегося Барха. Тот упал на пол. Чуть придя в себя, он вскочил и с выражением не скрываемого ужаса на лице все трое убежали в темноту, из которой выплыл Ван Хорн.

– Что тут случилось? – спросил он, с удивлением провожая взглядом стремительно уносящих ноги учеников. – Ты же знаешь, что драки в школе запрещены.

Увидев своего подопечного, Ван Хорн остановился на месте с озадаченным видом. Перед ним стоял бледный Даррен, его грязная одежда местами была порвана и заляпана кровью, лицо покрыто ссадинами, а с уголка рта стекал тоненький ручеек крови. Тот медлил с ответом, ошарашенно рассматривая свою руку.

– Эти трое напали на меня, – наконец тихо выговорил он.

– Я соберу их учителей, – сказал мастер и решительно развернулся, чтобы уйти, но Даррен остановил его.

– Не надо! Они уже получили по заслугам, – поспешно сказал юноша, но не из-за того, что опасался за их участь, а скорее был обеспокоен, как бы его самого не выгнали из школы за использование какой-то невиданной доселе магии. Он и так считался в школе странным, а тут еще это. Эти трое навряд ли захотят опозориться на всю школу, рассказав, как он одержал над ними верх, и так он сможет сохранить от всех свою новую тайну.

– Как ты их одолел? Их же трое, – спросил Ван Хорн, внимательно вглядываясь в Даррена.

– Я… и сам не знаю. Меня наполнила ярость, а потом возник этот фиолетовый огонь.

Даррен был обескуражен. Перед его глазами до сих пор стояла картина, как его правую руку охватило холодное пламя. Что это? Он никогда такого раньше не видел. В Школе серринов такие техники не изучают, это точно не магия звездного света.

– Что?? – удивился Ван Хорн.

– Я сам не понял, как это вышло… Этот фиолетовый огонь, он будто возник внутри меня и потом вырвался наружу…

Ван Хорн нахмурился, но ничего не сказал, а только внимательно посмотрел на ученика еще более серьезным и задумчивым взглядом, чем обычно. Даррен потом не раз пытался разузнать у учителя об этом огне, но в ответ получал лишь угрюмый настороженный взгляд.

Вечером Ван Хорн сидел в своей комнате. Его одолевал сон, но как бы ему не хотелось лечь в кровать, события последних дней, стремительно хлынувшие в его устоявшийся распорядок и сломавшие его восприятия привычного и обыденного, не отпускали его разум и беспокоили все больше и больше. Нахмурившись, он потер сухой ладонью больное колено и сменил неудобную позу. Поведение Мидха, который никогда не отличался сдержанностью, было ожидаемым, хотя в глубине души мастер всё же надеялся, что хотя бы теперь, при наличии столь неоспоримых свидетельств, тот станет серьезней относиться к словам Мунга.

Для Мидха комета была очередным скоплением льда и пыли, не несущим никакой угрозы. Однако хоть она и была далеко, ее уже было видно. Огромная безжалостная глыба неслось к беззащитной планете в бесконечной глубине космоса, и Ван Хорн понимал, что то, что она с собой несла миру, было ужасным. “Небеса разверзнутся и исторгнут яростный огонь, который пожрет Терру”, – вспомнил мастер строку из пророчества. Значит ли это, что комета вызовет природные катаклизмы, или это предзнаменование чего-то иного? В любом случае, ничего хорошего. А еще это нападение на Даррена. Нужно будет принять меры в отношении шайки Бадхиджа. А еще фиолетовый огонь. Сердце серрина тревожно сжалось. Даррен всегда отличался от других учеников, но это уже выходило за рамки. Ван Хорн вспомнил, что когда-то слышал о том, кто в семи царствах владеет фиолетовым пламенем, и его охватило нехорошее предчувствие. Всё это будило старые воспоминания, обрывками возникшие в его памяти. Они, словно кусочки мозаики, стали формировать перед закрытыми веками давно забытые картины, а потом рассеиваться, не успев сфокусировать внимание серрина, который стал медленно погружаться в сон.