Древняя книга. Преображение уже началось - страница 4
Она изгоняла свою любовь, больше никогда она не встретится с ней, ведь Грамш уходил от неё навсегда.
Он уже исчез в дебрях леса, а Чадра всё проклинала, пока злость не переросла в бессилие. Она начала осознавать, что её любовь – Грамш – покинул их (чему способствовала, именно, она), забрав предварительно жизнь Рэвана. Чадра пятилась назад и всхлипывала. Она пятилась до тех пор, пока не перестала ощущать под собой твердь. Она оступилась с края скалы и упала на камни, там найдя свою смерть, обретя свой покой. Но её Проклятье сбылось.
Всевышний дал Арону и Яре ещё одного ребёнка, и тоже сына. Он получил имя Велес, и он уже не понимал языка природы.
Так просто. Срубленное дерево лишило человека общения с Ним, как говорят теперь с Богом, с Творцом и Создателем всего сущего; мы не видим Его и часто не понимаем, даже многие не верят в Его существование, но Он с нами и помогает преодолевать тернистый путь к Вечному Счастью. С убитой гиеной человек потерял дар речи в общении с природой. А с убитым человеком, братом Грамш лишился возможности говорить с людьми, понимать их, но не только он. Проклятье Чадры разнеслось ветром на весь мир и пало тенью на многие будущие поколения людей.
«Кто согрешит тем, что слышал голос проклятия»
Велес был смиренным человеком, ничего плохого он не совершал, да и хороших поступков за ним не было замечено. Незаметный человек незаметно ушёл из жизни, оставив после себя потомство, потомство, возродившее впоследствии искусство Магии.
Но ещё до этого возникнет вопрос: как получилось, что только одна династия, основанная Велесом, чудом спасётся от водной Стихии? Прошло очень много лет со времени братоубийства. Но семя Велеса, единственное в роду Арона, как все считали, развилось и заселило многие земли.
Человек по имени Свалх мастерил плот, ибо, как рассказал он всем вокруг, прольётся дождь, которого не знала земля, и сорок дней будут оплакивать небеса погибших от этого плача.
– Отец, ты, наверно, пьян, – говорил ему сын его Свола.
– Я не пьян, я видел. Это был не сон и не пьяный угар. Только мы сможем спастись, – возражал Свалх.
– Сорокадневный дождь максимум может вылиться в гигантскую лужу. Мало кто даже ноги-то замочит.
– Это ты сейчас говоришь.
– Ты заметил? Что я сейчас говорю, уникальный дар, – саркастически подшучивал сын.
– Не смейся, Свола, не тот случай.
Свалх смастерил-таки плот, но оставались доски, и он уже делал лодку. Когда построил лодку, снова остались доски, и он задумался о ковчеге.
– И в этой бочке ты будешь жить? – острил проходящий мимо Свола.
– «Эта бочка» сохранит тебе жизнь, – пытаясь что-то внушить сыну, отвечал Свалх.
Чета Свалха из-за его затеи стала мишенью для всеобщих насмешек.
– Вон, пошёл, дурачок, который строит себе дом, чтоб путешествовать по морю, – шептались везде, где появлялся Свалх, – а это кто? Свола, что ли? Похоже, думал, что его не узнают, какую-то накидку нацепил, повезло ему с папашей… А здесь и его два брата Сверек и Свегор, никогда не мог их отличить: один светлый, другой тёмный, но такие же, как отец… Смотрите, жена полоумного, ну, того, что предсказывал дождь. Ага, представляете, дождь предсказал, ну, вот, его жена, Помирта.
Однажды Свола ворвался в ковчег к отцу и кричал:
– Ты не видишь, надо мной смеются все, кому не лень, по твоей вине. Ты нас позоришь. Мне стыдно, что у меня такой стрёмный отец. Девушки даже сторонятся меня, друзья делают вид, что не узнают. А из-за чего, из-за кого, всё из-за тебя и твоей плавучей хибары.