Древняя Русь и славяне - страница 12



. Как видим, сеньорат Изяслава здесь прямо прокламируется, причем киевский князь призван быть гарантом устанавливаемого династического порядка: именно к нему обращен призыв «помагати, его же обидять». О существовании же «триумирата» заключают, исходя из «нераздельности общих действий по обороне Русской земли и по внутренним делам ее трех старших Ярославичей»[75].

Однако эти общие действия – победа над торками (1060 г.)[76], разделение Смоленска (очевидно, в смысле разделения смоленских даней) на три части после смерти Игоря (1060 г.)[77], борьба с полоцким князем Всеславом Брячиславичем (1067 г.)[78], неудачный поход против половцев (1068 г.)[79], издание Правды Ярославичей[80] и перенесение мощей святых Бориса и Глеба (1072 г.)[81] – имели место уже после смерти младших Ярославичей: Вячеслава в 1057, а Игоря в 1060 г.[82] Для периода между 1054 и 1060 гг. таких общих действий всего лишь два: перевод Игоря из Волыни в Смоленск после смерти на смоленском столе Вячеслава и решение об освобождении из заточения и пострижении в монахи Судислава, дяди Ярославичей (1059 г.). Но в сообщении о переводе Игоря на новый стол в 1057 г. старшие Ярославичи как субъект действия вовсе не названы; сказано лишь, что «посадиша Игоря Смолиньске». Эта лапидарная формула очень напоминает сообщение о разделе Смоленска: «И по сем разделиша Смоленеск на три части». Поэтому можно думать, что и выражение «Изяслав, и Святослав, и Всеволод высадиша стрыя своего ис поруба»[83] также есть всего лишь редакторская экспликация составителем «Начального свода» первоначальной краткой заметки: «Высадиша Судислава ис поруба», каковой вид она, заметим, и имеет в Синодальном списке «Новгородской I летописи»[84]. В таком случае неопределенно-личное 3-е лицо множественного числа аориста посадиша, разделиша, высадиша скорее всего подразумевало всю совокупность наличных Ярославичей, то есть, применительно к событиям 1057 и 1059 гг., и Игоря в том числе; братья действовали совокупно в соответствии с завещанием отца: «пребывайте мирно, послушающе брат брата». Это, в свою очередь, означало бы, что представление о выделенном положении среди братии не только киевского князя Изяслава, но еще и троих старших Ярославичей in corpore по отношению к двум младшим братьям, не находит себе надежной опоры в летописных текстах.

На первый взгляд, такое заключение выглядит естественным и ожидаемым, потому что не очень понятно, каким образом наряду с индивидуальным сеньоратом мог сосуществовать и действовать еще и коллективный, каким образом троевластие Изяслава Киевского, Святослава Черниговского и Всеволода Переяславского могло сочетаться с какими бы то ни было реальными политическими прерогативами Изяслава в масштабе всей Руси в соответствии с его сеньоратом. Иными словами, одновременное учреждение завещанием Ярослава Мудрого и того, и другого представить себе трудно. И тем не менее дело обстояло, надо думать, именно так. В этом убеждает нас сравнительно-типологический материал, который проливает дополнительный, пусть и косвенный, свет на указанные сложности.

В отечественной литературе вскользь уже указывалось на аналогии, которые имеются для «ряда» Ярослава в династических установлениях Древнечешского и Древнепольского государств, а именно на завещания чешского князя Бржетислава I (1034–1055) и польского князя Болеслава III Кривоустого (1102–1138)