Мать Дениса изобразила заинтересованность и ответила:
– Тогда вам точно понравится Вальтер Скотт, так как он первый из всех мировых писателей написал о фрилансере.
– Да? И кто это был? – заинтересовался Денис.
– Айвенго.
– Ого! – воскликнула Вика. – А как роман называется?
Денис прикрыл ладонью лицо и отхлебнул выше нормы красного вина.
– «Айвенго», – спокойно ответила мать, медленно насаживая на вилку кусочек черри.
Питер всегда поднимал ему настроение. Даже в дождь, снег или другую типичную для этой части света пургу. Здесь не было запретов, было море и не так много понтов, как в Москве. И все же он почему-то удрал в эту самую Москву. Поближе к отцу, с которым не хотел встречаться, подальше от матери, которую любил больше всех на свете.
По пути из Пулково в город Бухарин ощутил какое-то странное чувство. Ему казалось, что он не скучает по Питеру и вообще не знает, что такое скучать. Но сейчас он ощутил жгучую тоску по Москве. Как будто его лишили любимого существа, без которого жить было невыносимо, хотя при жизни этого существа даже мыслей не было о подобных чувствах. По ком он скучал? По своей жене Вике? По своему отделу? По убежищу в башне? Или по Оле? При мысли о сестре своей мертвой напарницы он вздрогнул. Она вызывала у него противоречивые чувства. Грусть и вину. Обжигающую вину. Ведь сейчас своими действиями он подверг ее опасности. Бухарин не сомневался, что его тесть может навредить Оле. Ради своей дочери отставной фээсбэшник был способен на все.
Окинув взглядом здание отеля, Бухарин вдруг пошел в сторону Невы. Он неожиданно понял, что ему не хочется входить эту гостиницу, погружаться в ее атмосферу, которая засела в его мозгу в виде слишком приятных воспоминаний. Нужно что-то новое. В самолете он услышал адрес отеля, в который летела парочка, сидевшая позади. Колени этих людей не били в кресло Дениса, как это часто бывает, и не подпирали его спину. Вместо адресов пафосных ресторанов они обсуждали музеи. Долго спорили, куда лучше пойти сначала – в Музей Набокова или в Кунсткамеру.
– Галерная, 50, – сказал Денис водителю, машину которого, как это обычно бывает в Питере, он поймал прямо на улице.
– Галерная, 50, – пробубнил себе под нос шофер, вокруг шеи которого почему-то была повязана арафатка.
Чем дальше машина удалялась от Восьмой линии, тем спокойнее чувствовал себя Бухарин. С каких, черт возьми, пор он стал такой нервный? Ответ был очевиден: все проблемы с психикой начались после смерти его напарницы Ритки. Но сколько это будет продолжаться?
– Галерная, 50, – пробубнил снова водитель в арафатке и резко тормознул около доходного дома.
Бухарин вышел из машины и набрал в легкие кислорода. Родной питерский воздух, который при долгом отсутствии сбивает с ног, переполняя артерии и сосуды холодной балтийской свежестью. Но долго стоять на улице не хотелось, и Бухарин, как летучая мышь, сбитая с маршрута и пытающаяся найти укрытие, быстро вошел в здание.
Денис стоял у ресепшена, заполняя бланки. В кармане завибрировал айфон. Московский номер.
– Бухарин.
– Бывший следователь Бухарин.
Голос Жданова. Тупого напыщенного следака, который всем своим видом показывал, как ненавидит Бухарина.
– Чем обязан?
Жданов откашлялся.
– Кто тебе давал право допрашивать свидетелей? Ты больше не работаешь в СК. Неудачник и заноза в заднице нормальных людей. Не завидую твоему начальству. Если оно вообще будет.
