– Калитка, в общем, была открыта, – вполне спокойным голосом сказала она.
Стаханов в такие ситуации никогда, естественно, раньше не попадал, поэтому никак не мог придумать, что сказать в ответ и несколько секунд глупо висел (или сидел) в нелепой позе. Стаханову стало стыдно как школьнику, которого застали за просмотром порнофильма. Чувствуя, что краснеет, он в замешательстве попытался спрыгнуть назад, за ворота.
– Да что вы там застряли, Стаханов? – женщина с легкой улыбкой смотрела на его потуги. – Спрыгивайте сюда, раз решили. Соседи наверняка уже прилипли к своим окнам.
– Извините, – спрыгнув вниз, произнес неуверенно Стаханов. – Я случайно. – Глупо улыбнулся он. «Ой, дурак!» – мысленно казнил он себя. Нелепая ситуация, похоже, позабавила стоявшую перед Стахановым женщину.
– Понимаю, – кивнула она. – Я слишком долго не открывала, а вы беспокоились, что что-то случилось, вот и пришлось проделать такой трюк.
– Да, а вы откуда меня знаете?
– Вера мне о вас говорила, по ее описаниям я и поняла что это вы. Правда я считала, что придете вы сюда как нормальный человек.
– Какая Вера? – спросил Стаханов, наскоро перебирая в уме всех Вер, которых он знал.
– Из «Дрома», если я не ошибаюсь, – сказала женщина. – Здесь она время от времени работает по дому, уборка и все такое прочее.
– А, понятно, – кивнул Стаханов. – А вас как зовут?
– Называйте меня Максимилла, – вполне серьезно сказала она.
– Извините, как? – переспросил Стаханов, хотя знал, что так не следует поступать.
– Максимилла, – повторила она. – Мой отец был большим любителем латыни, поэтому я получила такое имя.
– А вашим отцом был… – осторожно начал Стаханов, готовясь услышать вполне естественный ответ.
– Нет, Гончар не мой отец. – Максимилла посмотрела куда-то в сторону. – Пойдемте в дом, иначе вы превратитесь в совсем уж невесёлое зрелище.
Стаханов понял, что в его сторону бросили неприятную колкость.
Дорожка не шла к дому напрямую, она обтекала толстые деревья на пути, змеей извиваясь и пропадая в густых зарослях кустарника впереди. Сад не казался заброшенным, видно, что за ним ухаживали постоянно. На стволе одного из деревьев Стаханов заметил небольшую лакированную фигурку – ящерицу, раскрашенную в зеленый горошек на синем фоне. На стволе следующего – пучеглазую жабу желтого цвета с блаженным выражением морды. Ближе к дому такие фигурки стали попадаться даже по сторонам аллеи – две стройные черные кошки стояли на страже у парадного входа в дом. Сначала они напомнили Стаханову керамические копилки, но силуэты этих кошек-стражниц были вытянуты и изящны, в высоту они доставали Стаханову до солнечного сплетения.
– Я и не знал, что Гончар делал такие игрушки, я думал он только керамической посудой занимался, – Стаханов остановился перед одной из черных стражниц.
– А почему вы решили, что это игрушки? – Максимилла остановилась на ступенях парадного входа, смотря на Стаханова сверху вниз.
– Есть в них что-то детское, – сказал Стаханов. – Особенно у тех, что на деревьях прикреплены. – Он поднял голову и стал смотреть на фасад дома. Почему-то он старался и там обнаружить керамические статуэтки или фигурки, но как оказалось – напрасно. Дом из красного кирпича в два этажа был покрыт серой черепицей, причем справа к нему примыкала довольно большая постройка с высокими окнами, вероятнее всего – мастерская Гончара.
Вокруг дома практически все было засажено мелкими разнообразными кустами, среди которых вились дорожки, посреди сада были разбросаны увесистые живописные камни, присмотревшись, Стаханов понял, что они там не просто так. Он вспомнил, что нечто такое в своих садах делали, кажется, японцы, камни там служили для некой эстетики, но Стаханов не помнил подробностей. Двора как такового не было, был дом, был сад, и были непонятные витиеватые дорожки из керамических плиток. Все было не обычно, но крайне несимметрично, по мнению Стаханова.
