Дромедар. Новый деревенский детектив. Киноповесть - страница 15
Оглядев присутствующих, соседка вдруг заголосила:
– Оставлят меня горюшу горегорькую,
На веки-то меня да вековечные!
Некак ростить-то сиротных мне-ка детушек!
Будут по миру оны да ведь скитатися,
По подоконью оны да столыпатися…
– Кузьминична, ты что, с дуба рухнула? Чего орёшь? – пытался прервать Анискин.
– Так помер кто-то в Малых Гадюкиных! – пояснила Аполлинария. – Вот принесла вам помянуть.
Аполлинария подошла к столу, водрузила торжественно на него бутылку, отошла в сторону и снова заголосила:
– Не откиньте-тко вдову вы бесприютную
Со обидныма, сиротныма детушкам,
Да вы грубым словечком не обидьте-ткось,
Да вы больным ударом не ударьте-ткось!
– Да замолчи ты! – прикрикнул на неё Анискин. – Откуда знаешь-то? Сорока на хвосте принесла?
– Я что дура? Увидела машина полицейская стоит днём у твоего дома, побежала, допросила там паренька с собакой. Он и сознался, что в Малых Гадюкиных помер кто-то. – объяснила Аполлирия.
Потом показала пальцем на Агату, которая по-хозяйски накрывала на стол, наклонилась к уху Василия и шепнула, да так, что, наверное, слышно было в соседней деревне:
– Вася, а что это за баба тут у вас?
– Это корреспондент журналов «Работница» и «Крестьянка» приехала брать интервью у лучших людей деревни. – серьёзно сказал Василий.
Аполлинария подскочила на месте.
– Так… Как же так? – закричала она также, как её петух Эдуард. – Эти алкаши лучшие люди деревни?
– Так больше же никого нет в деревне! – скрывая смех, сказал Василий.
– Неееет? Конечно, жена мафиози Айнагуль с придурошным сынком не в счёт! Про меня забыли?
– Ладно, ладно! Успокойся, Кузьминична! Уступаем. Сейчас немного выпьем, закусим и корреспондент с тебя начнёт. – сказал Василий и подмигнул Агате.
– Конечно. – согласилась Агата. – С Вас и начнём.
Аполлинария уселась за стол и победно оглядела Василия и Фёдора.
– Вася, ну-ка налей нам по чарочке, чтобы память проснулась! – велела соседка приказным тоном.
Василий налил всем по рюмке. Аполлинария скривила лицо.
– Это что? – она брезгливо указала на рюмку и, взяв со стола стакан, подставила Василию. – Наливай. Немного. Половинку. Ой, полный наливай – надо выпить за упокой… А кто помер-то?
– Ариадна Пупыркина из Малых Гадюкиных. – сказал Фёдор.
– Ой, да на кого ж ты нас покинула! – заголосила Аполлинария.
– Кузьминична, прекращай орать! – прервал её Василий.
– Ну пусть ей земля будет пухом! – Аполлинария одним глотком осушила стакан и, повернувшись к Агате, затараторила:
– Родилась я тута. Бабка Анисия у всех тогда роды принимала. Никто в ваш Забелжск не ездил рожать. Там один фельдшер с сестричкой роды принимал, да всё по пьяному делу. А ещё он и одноногий с войны пришёл. Одна дура поехала, так рассказывала потом, как матюгами его крыла. Он, значит пьяный еле на одной ноге стоит, сестричка не роженице помогает, а его идиота держит. Он залез, значит, к роженице чуть не с головой прям в…
– Кузьминична! – крикнул Анискин. – Что ты ахинею несёшь?
Аполлинария одарила его пренебрежительным взглядом.
– Вот, Федя, будешь ты эту интервью рассказывать, тогда и командуй себе, что говорить! – Аполлинария замолчала на минуту, подумала и решила сменить тему. – Помню мне семь лет было и горе страшное пришло к нам – умер отец наш родной. Всё, думали, жизнь закончилась. Рыдали всей деревней от мала до велика.
– Любили все папу Вашего видно сильно? – сочувственно спросила Агата.