Дромедар. Новый деревенский детектив. Киноповесть - страница 15




Оглядев присутствующих, соседка вдруг заголосила:

– Оставлят меня горюшу горегорькую,

На веки-то меня да вековечные!

Некак ростить-то сиротных мне-ка детушек!

Будут по миру оны да ведь скитатися,

По подоконью оны да столыпатися…

– Кузьминична, ты что, с дуба рухнула? Чего орёшь? – пытался прервать Анискин.

– Так помер кто-то в Малых Гадюкиных! – пояснила Аполлинария. – Вот принесла вам помянуть.

Аполлинария подошла к столу, водрузила торжественно на него бутылку, отошла в сторону и снова заголосила:

– Не откиньте-тко вдову вы бесприютную

Со обидныма, сиротныма детушкам,

Да вы грубым словечком не обидьте-ткось,

Да вы больным ударом не ударьте-ткось!

– Да замолчи ты! – прикрикнул на неё Анискин. – Откуда знаешь-то? Сорока на хвосте принесла?

– Я что дура? Увидела машина полицейская стоит днём у твоего дома, побежала, допросила там паренька с собакой. Он и сознался, что в Малых Гадюкиных помер кто-то. – объяснила Аполлирия.

Потом показала пальцем на Агату, которая по-хозяйски накрывала на стол, наклонилась к уху Василия и шепнула, да так, что, наверное, слышно было в соседней деревне:

– Вася, а что это за баба тут у вас?

– Это корреспондент журналов «Работница» и «Крестьянка» приехала брать интервью у лучших людей деревни. – серьёзно сказал Василий.

Аполлинария подскочила на месте.

– Так… Как же так? – закричала она также, как её петух Эдуард. – Эти алкаши лучшие люди деревни?

– Так больше же никого нет в деревне! – скрывая смех, сказал Василий.

– Неееет? Конечно, жена мафиози Айнагуль с придурошным сынком не в счёт! Про меня забыли?

– Ладно, ладно! Успокойся, Кузьминична! Уступаем. Сейчас немного выпьем, закусим и корреспондент с тебя начнёт. – сказал Василий и подмигнул Агате.

– Конечно. – согласилась Агата. – С Вас и начнём.

Аполлинария уселась за стол и победно оглядела Василия и Фёдора.

– Вася, ну-ка налей нам по чарочке, чтобы память проснулась! – велела соседка приказным тоном.

Василий налил всем по рюмке. Аполлинария скривила лицо.

– Это что? – она брезгливо указала на рюмку и, взяв со стола стакан, подставила Василию. – Наливай. Немного. Половинку. Ой, полный наливай – надо выпить за упокой… А кто помер-то?

– Ариадна Пупыркина из Малых Гадюкиных. – сказал Фёдор.

– Ой, да на кого ж ты нас покинула! – заголосила Аполлинария.

– Кузьминична, прекращай орать! – прервал её Василий.

– Ну пусть ей земля будет пухом! – Аполлинария одним глотком осушила стакан и, повернувшись к Агате, затараторила:

– Родилась я тута. Бабка Анисия у всех тогда роды принимала. Никто в ваш Забелжск не ездил рожать. Там один фельдшер с сестричкой роды принимал, да всё по пьяному делу. А ещё он и одноногий с войны пришёл. Одна дура поехала, так рассказывала потом, как матюгами его крыла. Он, значит пьяный еле на одной ноге стоит, сестричка не роженице помогает, а его идиота держит. Он залез, значит, к роженице чуть не с головой прям в…

– Кузьминична! – крикнул Анискин. – Что ты ахинею несёшь?

Аполлинария одарила его пренебрежительным взглядом.

– Вот, Федя, будешь ты эту интервью рассказывать, тогда и командуй себе, что говорить! – Аполлинария замолчала на минуту, подумала и решила сменить тему. – Помню мне семь лет было и горе страшное пришло к нам – умер отец наш родной. Всё, думали, жизнь закончилась. Рыдали всей деревней от мала до велика.

– Любили все папу Вашего видно сильно? – сочувственно спросила Агата.