Другая, следующая жизнь - страница 8
К тому же, в отличие от химического, часовой завод был закрытым, и это, с одной стороны, придавало особую ауру всем действиям протестантов, а с другой – расширяло спектр возможных шагов. Проверяющих из народа не пустили на территорию – вот тебе и повод для пикетирования. Забрали в участок за незаконный митинг – пресс-релиз.
Секретность позволяла сколь угодно долго эксплуатировать легенду про серьезную опасность для жителей города, исходящую с предприятия, – это было неопровержимо. Преподаватели школ выходили на митинги вместе с учениками. Пенсионеры – целыми подъездами. Экологи съезжались из разных частей города на автобусах.
Несколько месяцев назад экологи устроили пикет, разбив возле завода лагерь. Андрей приезжал к ним на «Газели», груженой упаковками сока, шоколадом и лапшой «Доширак». Он даже выступил на митинге:
– Я горжусь тем, – сказал он, – что и у нас есть зачатки гражданского общества, что в нашем городе еще остались неравнодушные люди, которые думают об интересах населения. Ребята, вы – молодцы!
– Уау! – нестройными голосами отозвались молодые люди.
– Мы тоже хотели бы помочь вашей и нашей борьбе. Вот наш скромный вклад.
И жестом фокусника Андрей показал на «Газель». Ребята засвистели, заулюлюкали.
– А пиво там есть? – деловито спросила девица с сережками в щеке и в носу.
«Сейчас кто-нибудь скажет: «Пиво только членам профсоюза», – подумал Андрей.
– Пиво – только членам профсоюза, – сказал их вождь, невысокий крепкий мужчина с неровным лицом, протягивая Андрею руку.
– Спасибо, – говорил он, тряся Андрея за руку, – я знал, что мы встретим понимание и поддержку и среди прогрессивных бизнесменов.
– Это наш гражданский долг, – ответил Андрей и посмотрел ему прямо в глаза.
«Идейными» посложнее были коммунисты. Они все еще продолжали бороться со странами НАТО и рассматривали часовой завод как основной форпост сопротивления гнилому западу. Эти были опасны, но трусливы: они остро чувствовали засаду и перемену ветра.
Партнеры долго искали щель в их обороне. И нашли: первого секретаря обкома Суздальцева, который за небольшое вознаграждение в виде трехкомнатной квартиры уступил свое место в совете директоров часового завода Шуре Петрову.
Предыдущий партийный босс сколотил небольшое состояние для партячейки: в активе обкома было несколько птицефабрик и около 5 % часового завода. Предполагалось, что это – капитал для борьбы с мироедами. Однако товарищи не учли действия закона мироздания, который гласит: либо ты борешься с мироедами, либо становишься ими. Босс умер, не успев переродиться, но сменивший его Суздальцев быстро понял неписаные правила игры. На митингах он клеймил работодателей, которые платят мизерные зарплаты, а на советах директоров требовал от управленцев прибыли и эффективности.
Аккурат перед очередным собранием акционеров у Суздальцева случилась оказия: он выдал замуж дочь и перед ним остро встал жилищный вопрос. Продавать партийные акции он испугался, но, голосуя на собрании, смело отдал все партийные голоса Петрову. Товарищи по партии были в шоке и погнали Суздальцева из секретарей и из партии.
– Ты – гнида, – кричали они ему, брызгая слюной, на экстренной отчетно-выборной конференции и разные другие неприятные слова. Старичок из числа бывших преподавателей политэкономии назвал его Каутским.
Суздальцев кряхтел, но счастье дочери было для него важнее. Коммунисты пытались опротестовать решение, но все было сделано грамотно, нарушений в ходе собрания не было. Тогда они решили собрать внеочередное собрание акционеров, и на встречу с ними выехал Дмитрий Бирюков.