«Ну, все это очень затянулось, – подумала я. – Почему Ривка не отпросится на минутку, сказав, что ее ждут?»
И вот, наконец, она снова взяла трубку: «Прости, что так долго. Мне только что удалось уговорить Эли поиграть с кубиками».
«Ну, да уж, не говори мне про Эли, – подумала я про себя и не смогла не добавить вслух: – А гостья твоя уже ушла?»
– Гостья?? Так дома никого нет…
– А кто же тогда все время говорил?
– Ааа! Это аудиозапись урока, который я пропустила на прошлой неделе.
Наши ощущения снова и снова обманывают нас, но мы продолжаем доверять им, полностью полагаясь на них и не помня, что они могут нас подвести. Нередко мы «соскальзываем» в негативные суждения, принимая наше первое впечатление о происходящем за непреложную истину, твердо веря в первый поверхностный взгляд или промелькнувшую мысль относительно того, что мы, как нам кажется, услышали.
В принципе, люди и были созданы, чтобы воспринимать окружающий мир посредством чувств и приобретать те или иные знания. Однако Создатель заповедал нам сомневаться в их непогрешимости. Мицва судить благосклонно учит нас: когда чувства склоняют нас к негативному суждению, мы обязаны подвергать сомнению достоверность их доводов.
Мы должны не только размышлять над нашими ощущениями, но и переосмысливать наши предположения. Чтобы уважать7 людей, мы должны заново рассматривать факты и стараться посмотреть на вещи по-новому, «трезво».
Нам необходимо развивать в себе желание возвращаться к ситуации, пытаясь найти новые соображения или обстоятельства: проверять себя, может быть, мы сделали вывод необдуманно? Может быть, сами «добавили» факты, что привело к неверному ответу?
Малыш только заснул, полчетвертого дня. Может, у меня тоже получится ненадолго закрыть глаза и немного отдохнуть. Дом был полон счастливых звуков: детей, друзей и друзей тех и других. Все было в порядке; самое время часок вздремнуть.
Но вдруг раздался звонок в дверь, и я решила открыть сама, ведь теперь все равно не уснуть.
Я потянула ручку двери, более сонная, чем бодрой, но, открыв ее, мое лицо озарилось радостью: «Ой, Леа, заходи, так приятно тебя видеть!»
Леа Ньюман – одна из моих хороших подруг, уважаемая всеми. «Я пришла не в гости, хотя мне бы очень хотелось, – начала она. – Случилось кое-что важное, и, я думаю, ты должна об этом знать».
От волнения у меня заныло внутри. Что такое могло случиться? Это касается кого-то из моих детей? Мой разум пронесся по их улыбающимся лицам, но ничего не нашел. Наши дети переживали ту редкую мирную пору, когда все всеми довольны: учителями, друзьями, братьями и сестрами, родителями.
Леа, казалось, ждала, чтобы я что-то сказала, но я молчала. Тогда она наклонилась вперед и спросила: «Разве он Вам не сказал?»
«Ох, все-таки это мой сын! – круг сузился. – Что же он мог такого сделать, и почему меня лишают послеобеденного отдыха, чтобы об этом сообщить?»
«Ты же знаешь, что моя дочь Хави работает в детском дневном лагере? Вот там это и случилось. Но, прежде, чем поговорить с тобой, она решила посоветоваться со мной. И мы с ней подумали, что будет еще лучше, если ты услышишь об этом от меня», – голос моей подруги был нетипично торжественным.
Но моему мальчику было восемь лет, а лагерь был для пятилеток. Наверное, произошло что-то совсем ужасное, если Хави рассказала об этом своей матери. Самой Хави – восемнадцать, и она прекрасно знает, как вести себя с малышами. Что же такого ужасного мог натворить мой сын?
