– Ой! – Гроувер чуть ее не уронил. – Я не могу! Это же твоя…
– Ага, – сияя, согласился Аполлон. – Это моя личная лира. Если ты ее сломаешь, я тебя испепелю, так что, не сомневаюсь, ты будешь осторожен. Ты же умеешь на ней играть, правда?
– Э-э-э… – Гроувер тренькнул нечто заунывное, похожее на похоронный марш.
– Ты, главное, тренируйся, – успокоил его Аполлон. – Чтобы обуздать келедону, вам понадобится магия лиры. Пусть Перси отвлечет ее, а ты играй.
– Значит, отвлечет… – Задача звучала все поганее и поганее.
Понятия не имею, как эта скорлупка сможет победить золотой автомат… но Аполлон уже хлопал меня по плечу – типа, вот и договорились.
– Отлично! – сказал он. – Встретимся у Эмпайр-стейт-билдинг на закате. Вы приводите келедону, а я так или иначе убеждаю Гефеста ее починить. Только, чур, не опаздывать! Нельзя, чтобы публика ждала. И запомните, чтобы ни царапинки на инструменте, я все проверю!
И солнечный бог вместе со своими золотыми певицами растворился в очередном облаке пара.
– С днем рождения, дорогой Гроувер! – прохныкал Гроувер и извлек из лиры крайне плачевную ноту.
Мы сели на метро в сторону Таймс-сквер – решили, что это хорошее место для начала поисков. Самая середина Театрального квартала, с кучей самых чудны́х уличных артистов и примерно так миллиардом туристов: самое то для золотой дивы, желающей привлечь к себе внимание.
Замаскироваться Гроувер не потрудился. На белой футболке у него красовалась надпись: «Что нам скажет Пан?» Из курчавой шевелюры торчали кончики рогов. Обычно свои мохнатые голени он прятал под джинсами, а копыта – под специального кроя ботинками, но сегодня от пояса вниз он был откровенный козел.
Не думаю, что это имело хоть какое-то значение. Большинство смертных не видят сквозь Туманы, скрывающие истинное обличье волшебных существ. Даже безо всякой специальной маскировки людям придется сильно приглядываться, чтобы убедиться, что перед ними сатир. Да и тогда они, скорее всего, глазам своим не поверят. Люди это хорошо умеют – не верить своим глазам. В конце концов, кругом Нью-Йорк.
Пока мы проталкивались сквозь толпу, я обшаривал взглядом местность на предмет проблесков золота. Никакой беглой келедоны в окрестностях, однако, не наблюдалось. Дела на площади шли как обычно. Парень, одетый только в трусы и гитару, фотографировался с какими-то зеваками. Полицейские, скучая, подпирали углы. Перекресток Бродвея и Сорок Девятой Западной был перекрыт: там техническая команда сооружала сцену. Проповедники, спекулянты билетами и лоточники пытались переорать друг друга. Из десятков колонок надрывалась музыка, но никакого магического пения я не слышал.
Гроувер протянул мне комок теплого воска, чтобы сразу залепить уши, если что, – сказал, у него всегда с собой есть немного, вместо жвачки. Пихать это в уши мне сразу расхотелось.
Тем временем мой друг успел налететь на лоток торговца солеными крендельками и отскочить, сжимая в объятиях Аполлонову лиру, – не дай бог, что случится.
– Ты же знаешь, как пользоваться этой штукой, правда? – спросил я. – Я имею в виду, что за магию она творит.
Гроувер сделал большие глаза.
– Ты что, не в курсе? Да Аполлон же воздвиг стены Трои, просто играя на лире! Если спеть правильную песню, она способна создать практически что угодно.
– Скажем, клетку для келедоны?
– Ну… да!
Голос его звучал не слишком уверенно. Мне со своей стороны как-то не улыбалось, чтобы сатир нарывался на лишние подвиги с этим божественным черепаховым банджо. Нет, Гроувер и сам кое-что умел со своей тростниковой флейтой. В хорошие дни у него даже получалось ускорять рост растений и отводить глаза врагам. Правда, в плохие у него в голове крутился сплошной Джастин Бибер
