Много раз он потом ходил тем же маршрутом до острова Сен-Луи, тайно надеясь встретить знакомых клошаров, но их не было. Просто они двинулись дальше, сменили место обитания – все парижские улицы принадлежали им, а не ему…
Когда он снова подумал о той ночи, его охватила нервная дрожь. Он закашлялся и закурил, ломая сигарету. Когда-то ведь и он тоже был почти клошаром, свободным бродягой – там, в районе пляжа Венеция, когда жил на чердаке, писал песни, валялся под звездным небом на пляже. И вся вселенная жизни, творчества, любви принадлежала только ему. Он не был никому должен, и никто ничего не хотел получить от него. Это было очень счастливое время!
Внезапно открывшаяся в сознании призрачная возможность освобождения возбуждала сильнее алкоголя и любых наркотиков. Может быть, это и есть его путь? Он вспомнил про юношеское желание наплевать на все условности и «прорваться на другую сторону», чего бы это ему ни стоило. Когда-то он легко рвал с семьей, университетами, всеми существующими стереотипами, моральными и нравственными устоями американского общества. Теперь, возможно, настало время свести счеты со всей прежней жизнью. Сбросить изношенную кожу, как старый, мудрый и уставший змей, чтобы попытаться выйти на новый уровень.
– Я Король ящериц, я все могу! – тихонько пропел он, подбадривая себя.
В его голове начал вырисовываться опасный, но до дрожи желанный план освобождения. Он высыпал кокаин на листы со стихами, быстро прочертил дорожки подвернувшейся под руку монеткой, привычно и глубоко вдохнул наркотик. Голова сладко поплыла, но решительности не убавилось. Прямо сегодня он сделает это!..
Внезапно он вспомнил о «мексиканском сахаре» и об обещании, данном Памеле. И о том, что несколькими днями раньше его друзья из «Рок-н-ролл серкас» говорили, что на подходе новая убойная дрянь, которая вышибает мозги…
Надо идти на улицу из этой гребаной душной квартиры, которая похожа на гроб. Надо выполнить обещание, данное Пэм, – она такая маленькая и беззащитная! Хотя, возможно, без него ей будет проще.
Он медленно поднялся, набросил куртку на заношенную майку, пошатываясь, медленно вышел на лестницу и спустился вниз.
Запах улицы пряно ударил ему в ноздри, вовлекая в людской водоворот. Он почти принял для себя решение…
* * *
Я шел по сентябрьской Москве, машинально пиная по асфальту первые сухие листья. Ранняя осень в этом году! Всем телом я ощущал только одно – сильную усталость. Последняя командировка в Чечню, где я писал репортажи про лагеря беженцев, вымотала меня окончательно. А до этого еще были взрывы на Шри-Ланке, «Норд-Ост», цунами в Таиланде и Беслан…
Память отказывается вмещать события, вычеркивает тяжелые воспоминания. Репортажи – невещественны. Они долго и трудно готовятся, потом уходят в эфир, а затем в небытие. В этот же момент надо освободиться от груза подготовительной работы: впереди новая тема и новые поиски материала. Редко, когда сюжеты возвращаются к автору назад бумерангом, влекут за собой цепочку других событий. Обычно репортаж – как выстрел: в одну сторону и навсегда.
Сегодня утром, с трудом разлепив глаза после ночи, проведенной у компьютера за написанием очередного материала, я принял настоящее мужское решение: оперативно завершаю все дела, вечером пакую рюкзак – и прямиком на Валдай. Там, в одном из дальних отшельничьих углов, еще не изгаженных туристами, живет мой старый друг Миша. Мы с ним вместе когда-то, целую вечность назад, работали на первой войне в Ираке, он был телеоператором.
