Организовал бы Сашко школьников, оглушили бы они часового поленом по голове, выпустили бы партизан из сарая, взяли бы взрывчатку и вместе с партизанами взорвали бы мост! Вот это дело!
И еще… Когда вешали партизанского командира дядю Васю за то, что он поджег фашистские цистерны с бензином, а гитлеровцы не знали о том, что дядя Вася командир, Сашко нечего было смотреть и плакать, а надо было выйти и сказать гитлеровцам, что это он, Сашко, поджег, а совсем не дядя Вася. Тогда бы дядю Васю освободили и не погиб бы славный партизанский командир.
Толя решил все это сказать писателю. Он попросил учительницу дать ему выступить. «На какую тему?» Толя, волнуясь, пересказал учительнице свои мысли.
– Но ведь это же чепуха, осужденный авангардизм! – возмутилась учительница. – Ты что, писателя учить хочешь?
– Какой такой авангардизм?
– А такой, когда дети, которым надлежит заниматься своими чисто детскими делами, пытаются действовать как взрослые.
– А пионер Павлик Морозов? – возразил Анатолий. – А пионер Леня Голиков, Герой Советского Союза?
– Придется попросить вожатую специально заняться тобой, – рассердилась учительница. – Заруби себе на носу: никаких рецидивов авангардизма в школе мы не потерпим. К тому же список ораторов уже составлен. Будут говорить организованно: трое о достоинствах повести, один о недостатках, а один обратится со словами благодарности к автору и пожеланием ему творческих успехов. И незачем пороть отсебятину. У писателя сложится неправильное мнение об учебном процессе…
Оставь свой нос в покое!
– Вы же сказали: заруби себе на носу, вот я и стараюсь, – А я постараюсь, чтобы с тобой сейчас же, незамедлительно поговорила вожатая, а если этого окажется недостаточным, то поговорим на педсовете. Бессовестный! Недаром же за тобой установилась репутация беспокойного, правда, не лишенного способностей, но дерзкого мальчишки, от которого всего можно ожидать!
Вожатая говорила с Анатолием в том же тоне.
– Проявление инициативы со стороны учащихся мы приветствуем, но, по-моему, тебе в голову лезет нечто несусветное, что нарушает общепринятые меры учебно-воспитательного процесса.
Анатолию очень хотелось спросить у вожатой, почему она, такая еще молодая, а говорит заученными, казенными фразами. Он промолчал. Все равно не поймет…
– Ну почему ты такой? – недовольно спросила вожатая.
Анатолий пожал плечами. Он многое мог бы ей рассказать, о дворе, например, где происходили очень сложные дела. Мог бы, да что с нею, такой, говорить!..
А во дворе обсуждались и решались многие детские дела. Во дворе законодателем был Хозяин – парень двадцати шести лет.
«Кому, – говорил он, – я—Гришка Санькин, кому– Григорий Степанович, а кому и Хозяин».
Хозяин уже давно приглядывался к Анатолию – смелому и ловкому парнишке. Он заметил и его пылкость в дружбе, и его безоглядную щедрость, и бесстрашие, когда дело шло о поддержке товарища. Хозяин, всячески стараясь расположить Анатолия к себе, рассказывал, будто он мальчишкой сбежал на фронт, воевал с фашистами, был отчаянным разведчиком. Из обычного полка он за какие-то мелкие грехи попал в штрафной батальон, а там – самые отчаянные ребята! Но о том, что все его россказни – вранье, Толя узнал намного позже.
«Нет водки, мы организуем ночью экспедицию в окопы к фрицам, захватим шнапса, консервов, „языка“ прихватим, какого-нибудь полковника, и назад. Ручных часов у каждого столько, что сплошь от ладони до локтя понавешены. Денег – во! Житуха! Симплекс-комплекс!»
