Чума, смилостивившись, миролюбиво спросил:
– Что будем выводить?
После недолгих споров решили: якорь, буквы «А. Р.» и две руки в рукопожатии. Подвыпивший Чума загоготал:
– Знак дружбы! Рука руку моет… Понял, шкет?
Анатолий хотел, чтобы якорь обрамляли слова «Граф Монте-Кристо», но Чума решительно забраковал эту затею.
Старик притащил из своего угла мешочек с инструментом, который загадочным путем оказался в камере. Началась мучительная операция татуировки. На следующее утро рука распухла и потом долго болела.
Однажды утром дверь камеры открылась. Русакову предложили собираться. Его отправляли в трудовую воспитательную колонию, что находилась южнее Харькова.
Анатолий не хотел расставаться с Леней Чумой. Он протестовал, не шел, грубо ругался, старался вести себя, как заправский вор. «Школа» Хозяина и «академия» Чумы сделали свое дело…
Глава V
НА ПОЛПУТИ ОТ САМОГО СЕБЯ
1
К приемнику колонии почти одновременно подъехали два закрытых автобуса. Анатолий вышел из второго и услышал:
– Привет ворам от Франца Красавчика!
Он даже опешил. Ну, кто бы мог подумать, что это выкрикнул выскочивший из первой машины рослый юноша в чистеньком костюмчике, с девичьим румянцем на щеках и взглядом невинных синих глаз!
Колонисты, наблюдавшие приезд новеньких, понимающе переглянулись. Один из встречавших – худощавый, смуглый, стриженный ежиком – в тон красавцу выкрикнул:
– Конец ворам, да здравствуют активисты!
И сейчас же получил замечание от мужчины в форменной одежде.
– Никто, – сказал воспитатель, обращаясь к прибывшим, – не будет вам напоминать о прошлом. То, что было, – сплыло, осталось там, за порогом. А теперь, ребята, начинайте новую жизнь, Анатолий с неприязнью смотрел на этого невысокого худощавого человека: ведь Чума предупреждал, что воспитатели – гады и мучители. И вместе с тем им овладело ощущение робости, которую непонятно чем вызвал этот воспитатель. Он не кричал, говорил неторопливо, твердо и просто, совсем не начальственно.
– Я в зону не пойду! – заявил Красавчик. – Все равно учиться и работать не буду! – С наглостью, сквозившей в жестах, взглядах и манере говорить, он оглядел прибывших с ним ребят и добавил: – Пусть другие на меня ишачат! – Обратившись к воспитателю, он вызывающе дерзко спросил: – И что вы на меня смотрите? Вы знаете, за что Каин убил Авеля? За то, что Авель смотрел на Каина, как шакал на зайца. То, что мне положено, я все равно буду получать. – Красавчик явно хулиганил, рисовался перед другими подростками.
– А ты, парень, не форси! Поговорим с тобой потом. А вы, новенькие, запомните: с блатными законами надо кончать, здесь мы никому, – в голосе воспитателя послышался металл, – никому не позволим тиранить слабых. Господ и рабов, как это бывает у воров, здесь нет. Некоторые из прибывших неуверенно улыбнулись, другие испытующе смотрели на Красавчика в чистеньком костюме. А тот начал ругаться, требовал, чтобы его сейчас же перевели в другую колонию, иначе он искалечит себя, и, наконец, крикнул прибывшим:
– Неужели среди вас нет ни одного стоящего?
И на призыв к «стоящим» откликнулся Анатолий. Вспомнив поучения Лени Чумы, он тоже начал истерично ругаться, дергаться, тоже требовал перевести его, Мамону, в другую колонию.
Остальные прибывшие отнеслись ко всему этому, как посторонние зрители, и на призывы Красавчика «шумнуть» даже не отозвались, чем привели его в ярость.
