Кажется, что вѣрность межъ пылающихъ строкъ,
Среди дождей, склоненныхъ къ суетѣ окна,
Проходить, въ нѣсколькихъ шагахъ старѣя.
И капля волею забытаго Борея Летитъ, мрачна и холодна,
Подавъ своею жизнью не замоленный порокъ.
Откашляться, укутавшись въ воспоминанья —
Чужой просторъ отъ темноты сегодняшней погоды.
Прощаю книги зелени, на сонъ послѣдній призывая
Ея открытія. И, въ часъ отъ покаянія зевая.
Не ухожу. По пустырямъ разбросаны уроды,
Запрятавшіе въ горы заклинанья.
Итакъ… Дано забыть прохладный годъ показовъ.
Онъ ждалъ себя, не сознавая запертыхъ въ обычный слогъ.
Тамъ было все въ покрашенныхъ шарахъ.
Но гдѣ они? Я подавалъ на всѣхъ порахъ
Съ половъ потерянное, что достать помогъ
Вечерній скоморохъ въ кончинѣ впаялнныхъ приказовъ.
Но поначалу, въ ежедневной пустотѣ.
Къ садящемуся Солнцу привлекая храмъ Петра.
Носилъ я къ двумъ столицамъ трепетанья.
Путь новаго признанья иль стенанья…
Мнѣ все равно. Во многомъ оказалась ты права.
Обнялъ тебя. Но у окна – по-прежнему не тѣ.
Кто пронесетъ себя до страшнаго проклятья.
Предавъ однажды и до сути лунныхъ фазъ.
Проходишь. Все кладешь. Но… Пустота!
Въ правдивой толчеѣ всеобщаго поста
За теплотой руки проходить часъ
Того дверного вечеромъ объятья.
Я зналъ, что именно въ твоемъ лицѣ
Распустится бутонъ засохшаго цвѣтка.
И оказался правъ. Никто не отрицаетъ
Того, кто самъ къ себѣ во снахъ летаетъ
Въ пуху подареннаго осенью платка
Изъ разставаній въ перекошенномъ вѣнцѣ.
