И ровенъ голосъ. Враль – за душъ
Проклятье, вѣру, полдень дугъ…
По качкѣ сна, по разстоянью сушъ
Любой не откликающійся – другъ.
Тѣмъ перекрестокъ старыхъ номеровъ
Не разойтись желалъ по травъ
Такимъ ночнымъ… Скажу не отъ воровъ
Не каждому, кто опасался. Правъ
Лишь жезлъ во стекаемой крови
За огражденьемъ бывшихъ воплощеній
Дороги, круговерти… Запали
Не мой оттѣнокъ славы ухищреній
Поддаться глубоко рѣзнымъ угламъ,
Истоптаннымъ все крошкой во бѣгахъ.
Пустуетъ столъ. Тоскуетъ по глазамъ
Держащихся на темномъ. Взмахъ —
Неумолимъ и страстно безпощаденъ.
Кто станетъ спины разбирать въ умахъ?
Тамъ все осталось. Входъ – наряденъ;
Тамъ небо – гость въ большихъ домахъ.
Нѣтъ отголосковъ стекшихъ въ наготу
Признаній, писанныхъ впустую.
Крикъ повторяется. Взметнусь на ту
Я часть созвѣздья, гдѣ ворую
Горохъ дождей и надпись тѣлъ,
Разставленныхъ подъ лампой коридора.
Тамъ кто-то тихо о любви пропѣлъ.
Или про память бешенаго мора.
«Эта тяжесть прослушана отъ…»
Эта тяжесть прослушана отъ…
Гдѣ то «до», что не выспалось всуе?
Столъ, ночникъ да живой блокнотъ…
Нашихъ слезъ все вино кто плеснули?
Вѣра скачетъ, конечно, ногой;
Старитъ косо повѣшенный свѣтъ…
Тѣнь – порядокъ. Забытъ серьгой.
Ждетъ себя за признаніемъ лѣтъ.
Краски – ложь. Нескончаемъ жаръ
Тихихъ пѣсенъ среди листовъ…
Въ битомъ небѣ бокала не старъ
Только страхъ не твоихъ… Таковъ
Рай безмолвныхъ. Илъ даже гласъ
Горькихъ правдъ отъ своихъ слѣдовъ.
Меркнетъ кожа игравшихъ въ расъ
Изумленье похожихъ. Твоихъ медовъ
Страсть окончена. Мѣра трехъ
Тонкихъ стульевъ – подъѣздъ, колунъ.
По глазамъ у метро дурехъ
Нѣтъ ковровъ. Есть скрипачъ. Шалунъ.
Мертвый звукъ не мѣшаетъ. Вой
Оголтѣлыхъ отцовъ пути —
Сокъ послѣднихъ. Идутъ собой.
Только бъ намъ не на томъ цвѣсти:
Какъ подаренный лучъ. Онъ же – усъ.
Какъ прославленный въ горѣ вѣръ
Не опасный своимъ. И во правѣ лузъ
Не искавшій другихъ манеръ.
Мы тамъ всѣ – корабли троны…
Не заглянемъ. Идетъ тамъ срокъ
Жизни данной. Цѣлѣй стопы
Только щебетъ того, кто смогъ.
Не таить во себѣ крахъ… Лоскъ
Обитателей риѳмъ – этапъ
Оказаться въ огнѣ. И не броскъ
Темный вальсъ вездѣсущихъ лапъ.
Смытъ въ себя обозначенный стихъ.
Закрома забытья – запахъ водъ.
Держитъ старый вокзалъ двоихъ…
По вѣтрамъ – не седьмой эпизодъ…
«Взгляни же, рисованный верхомъ хребетъ…»
Взгляни же, рисованный верхомъ хребетъ,
На плоскость мороженныхъ. Грубъ
Твой новый отвѣтъ забытья по травѣ.
Ты самъ – человѣкъ.
Тебя уже нѣтъ.
И такъ безконеченъ межъ окнами срубъ!
Игольчатый паръ замиралъ на порѣ…
Побудь этой версткой невидимыхъ тучъ,
Сомкни берега на достаточный знакъ.
Какъ точки звѣзды наряжались въ домахъ.
Стойкій образъ кольца – не живучъ;
Ярый въ щедрости новой – пятакъ,
Старость знавшій быстрѣе на «Ахъ!».
И если жъ есть сегодня за талонъ
Разъѣвшій пригородъ случайный проводникъ,
Скучавшій отъ дождя промокшимъ пледомъ,
То завтра точно ловится въ бадлонъ
(Опять – тотъ опоясанный любовью крикъ!)
Открытый промежутокъ сердца предъ обѣдомъ.
Имъ не прикрыться. Лжива стать
Восторженнаго крика опереній
Своихъ же, давнихъ, точныхъ маяковъ.
Короткій метръ, дымное кольцо, кровать…
Зеленый свѣтъ пускаетъ на затменій
Всю участь только неугодныхъ простаковъ.
Такъ гдѣ же взгляда стройность впереди?
Замокъ отрады поголовью – сонъ,
Натужный водоемъ изъ слезъ домовъ…
Никто не опасается. Такъ всѣхъ веди:
Кто зналъ, что чувствуетъ уронъ,
Кто веселъ былъ предчувствіемъ умовъ.
