Кончающійся перстъ. Онъ – не таковъ,
Какъ на прибитыхъ въ градѣ. Положить
Такъ стало нужнымъ выси скорость!
Чистилищемъ дворца не писанъ и поджогъ
Исхожей пристани внѣ рукъ
Ловящихъ облака, признаніе житья
По стертымъ тайнамъ въ переводѣ.
Луной застылъ щемящій сверху стокъ
Пощады примиренья. Модой вдругъ
Перевернулась старая бадья:
Тамъ много душъ! И сколь еще во сводѣ!..
«Все – сырость… Лужи – небеса…»
Все – сырость… Лужи – небеса…
Ложится вѣтеръ, стынетъ въ словѣ
Портретъ затасканныхъ до рукъ.
Дождь – возрожденная роса,
Разсыпанная въ чашѣ крови,
Неисчерпаемый извозчикъ отъ разлукъ.
Все таетъ… Не склонить и насъ,
Не помнящихъ ночные глазъ вокзалы.
Недвижимъ по театру этихъ чистыхъ
Далекій огнь, сторонясь прикрасъ,
Рожденные водою и хоралы,
И небеса, похожи на игристыхъ.
Все помнитъ глаженный конвертъ
Испуга прикасаться пожеланью
Задорныхъ тупиковъ въ аллеѣ напроломъ.
И благороденъ въ фонаряхъ простой alert,
Навязшій принимать по упованью
Отъ улицъ не причастія на сломъ
Своихъ не частыхъ тупиковъ рѣчей.
Объятъ мой вечеръ приглашеннымъ рвомъ
На безконечный возвращенья приступъ.
Гдѣ ловкость красокъ? Осенью ничьей
Становятся отъ номеровъ ночникъ и громъ.
Рука – погоды торопливый выступъ.
А каждый въ безпросвѣтной лжи этапъ
Намокшихъ вѣтокъ – тишь не эталона
Людского вечера въ подобіи «укусы».
Съ почтенной выси замѣняетъ трапъ
Испорченныхъ мелодій старостъ склона,
Забывъ собратъ по стѣнамъ юнымъ бусы.
Но гордъ не лоскутомъ потеръ угла
Смиренный въ цвѣтѣ, тающій въ иконъ
Послѣднемъ отъ страданій невпопадъ.
Сдуваемымъ по возвращеніи смогла
Остаться пропасть, обращенная въ поклонъ,
Разбитымъ въ стеклахъ мысленныхъ заплатъ…
«Имъ хотѣлось прибиться… Чертогъ…»
Имъ хотѣлось прибиться… Чертогъ —
Ложный путь фонарей, не забытъ.
Каждой твари, извѣстно, негоже
Проходить расписанья. Клинокъ —
Испытаній младенецъ. И плачетъ навзрыдъ
О своемъ утѣшеньѣ. О, Боже!..
Гдѣ же глубь, отстраненная насъ?
Подоспѣть бы однажды за ней!..
Крикъ – началенъ. Здѣсь – тьма и зерно.
Тамъ – круговъ кутерьма. Кто-то спасъ
Отъ величья издохшихъ царей
Всѣхъ и каждаго. Точно равно
Въ насъ, ступающихъ сразу на трапъ,
Суевѣрныхъ въ отброшенныхъ чарахъ
И листахъ пресловутыхъ кончинъ…
Бьется въ двери открыты сатрапъ,
Неизбѣжно цѣлуя во нравахъ
Воскрешенныхъ. И только одинъ
Носитъ свѣчи по старымъ дворамъ,
Принимая затишье за море
Бѣлыхъ заревъ за клѣткой земли.
Вонъ – ворота! Возьму и воздамъ
Свои дни, обреченные въ спорѣ.
Окрыленнымъ посланцемъ внемли
Воздыхать съ принесеннымъ листомъ
Ко бортамъ синеокихъ въ измѣнѣ
Всѣхъ пожизненно радостныхъ здѣсь.
Нѣтъ же!..
Ставишь въ испугѣ на громъ,
Забиваешься въ сѣнѣ по мѣнѣ
Своихъ старыхъ забавъ. Отражается спѣсь
Надъ волной исповѣдниковъ стараго чина,
По касаемой волости крѣпкихъ ночей
И по лжи опасавшихся рунъ.
Повернись! Гдѣ достойна лепнина?
Гдѣ, касаясь не влажныхъ очей,
Новый свѣтъ?
Только старый валунъ
Прячетъ дно, гдѣ мы жили. Беретъ
Старой носки – теченье удачъ
И колючій истокъ – безъ труда.
Участь въ томъ, что…
Да сколь уже лѣтъ
Не узнали того! И отнынѣ кусачъ
Давшій дни. На сегодня – среда
Насъ вращаетъ то спущенной… Дунь
На несносный привалъ отмѣчать!
Какъ здѣсь дышится! Право, не взвелъ
Я крестовъ на безбожну латунь,
Не способную вѣру позвать
Въ заготовки пути. Только плелъ
Небывалый мостокъ,
отраженный нѣжнѣй
Всѣхъ цвѣтущихъ по каждой струѣ
Образумившихъ цѣпкіе плаванья хоры.
