– Знаю.
– Подожди, вдруг…
– Если нетрезв – то моя вина. Мама, я его очень люблю, – и Катя с решимостью сорвалась с места, не утерев слёз и не поправив причёску.
Сердце стучало бешено, кровь приливала к щекам. Он выгонит её? Пусть. Там будет эта… женщина? Пусть.
Витя открыл дверь. На пороге стояла Катя, растерянная и взъерошенная. Мужчина вышел на лестничную площадку, прикрыв дверь в квартиру.
– Зачем ты здесь?
– Я… тебя обидела. Витя, прости, пожалуйста.
– Не за что. Ты верно вчера всё сказала. Это у меня крыша поехала, а ты меня на землю грешную вернула. Надо знать своё место.
– Нет!!! – у Кати сделалось очень испуганным лицо. – Ты всё неправильно понял, Витя, нет!
– Не кричи так… Хорошо, заходи, раз приехала, посмотришь во всём великолепии быт обыкновенного российского пьяницы, – почти равнодушно мотнул головой.
– Ты не пьяница. Я ведь боялась, что…
– Я пьяный? Вполне мог, но не получилось…
Они вошли. С момента выписки Вити из больницы квартира чище не стала: те же облезлые обои, затхлый запах, грязь вдоль плинтусов.
– Ты привёз соседа? – всё ещё робко спросила Катя.
– Привёз, а вот Рита, похоже, сбежала. Сейчас варю ему кашу, но не очень-то умею. Сколько овсянка кипеть должна?
– Три минуты достаточно, потом лучше потомить под крышкой.
Прошли на кухню, тоже убогую и грязную, но Катю сейчас это мало интересовало. Из приоткрытой двери соседа послышалось громкое мыканье.
– Нет, Мойша, это не Кралечка. Это ко мне. Ждёт он её. Сколько крупы хватит?
– Чуть побольше. Давай, я насыплю и соли добавлю. Сам ел что-нибудь?
– Каша сварится, заодно поем, – он бросил едва заметный испытующий взгляд на девушку и глубоко вдохнул.
Катя покрылась румянцем, стала рьяно подмешивать в кастрюле.
– Ну вот, теперь выключим. Пусть постоит минут пять-десять…
– Давай поговорим, Катя… Я не могу стать тебе хорошим мужем. Именно здесь, на этой кухне, я занимался паскудными делами, совесть меня не обличала – я кормил её водкой, терял человеческий облик, получал от этого кайф. Вчера… Я почти вернулся на сей путь, я жаждал его – одним словом, ломало нехило. Господь побил меня, поставил опять на ноги, чудом удержал на грани… Но рано или поздно сорвусь – посмотри, руки до сих пор трясутся, даже работать не смог.
– Тебе стало плохо, потому что я не молилась, – её голос почему-то дрожал, срываясь на непривычный писк.
– Пора самому делать выбор, ты ни в чём не виновата… И куда я тебя приведу? В эту коммуналку? Или жить с твоими родителями? Я слишком горд для этого… Катя, Катенька, любимая моя девушка, неужели ты пойдёшь замуж за такого, как я?
– Ты мне пока не предлагал…, – зашептала еле слышно.
– Верно, ты права. Хорошо. Катя, выходи за меня замуж. Мне нечего тебе предложить, кроме своего сердца, но я люблю тебя и очень желаю, чтобы ты стала моей женой…
Девушка зачем-то опять открыла кастрюльку с кашей, помешала её, хотя до сих пор не сводила глаз с Вити.
– Я… согласна.
Тогда он обнял и поцеловал эту глупую девочку, но не так, как в первый раз – нежно, ласково, а крепко и сильно, по-хозяйски, так что у Кати перехватило дыхание, и всё поплыло перед глазами. Уткнувшись ему в плечо, прошептала:
– Я даже готова жить с тобой в этой коммуналке.
– Нет! Исключено. Это слишком унизительно для тебя. Видно, придётся мне смиряться, в чужой монастырь без своего устава въезжать, – попробовал пошутить.
Потом они пошли кормить Мойшу и, удивительно, это занятие казалось им бесконечным счастьем.
