Дублер - страница 14

У Сашки тоже была отдушина.

Убедившись, что все разъехались, пошарил в бардачке, достал фляжку. Все равно никого не будет, гаишников бояться нечего – они на трассе все, дальнобойщиков ловят и тех, с кого можно взять за превышение, а тут, в городке, захочешь превысить – не получится. Редкие машины ползут по обочине, рискуя растерять все колеса. Сашка отпил глоток, еще, поморщился, но на душе стало немного легче. Он откинулся на спинку сиденья.

Лиза вышла из такси, посмотрела на окна десятого этажа. В них горел свет. Она достала мобильник.

– Пап, не спишь?

Сашка и не заметил, как уронил голову и уснул. Его сон прервал осторожный стук в стекло. Сашка встрепенулся, торопливо засунул фляжку, которую так и держал в руке, в бардачок, выдохнул, и только тогда открутил стекло вниз.

Это был пассажир нетипичный для поселка. Одет в добротное пальто, в руке кожаный портфель.

– До Заречья подкинешь? Знаешь где?

Сашка обрадовался, бросился вон из машины открыть дверь.

– Ага! Садитесь!

– Далеко ехать? Сколько возьмешь?

Сашка засуетился:

– Да сколько дадите. Тут километров десять.

Пассажир устроился рядом с Сашкой. Потянул носом воздух, но ничего не сказал.

Сашка вез своего пассажира, как короля, ползком пробираясь через ямы на дороге и открытые люки.

– Твою мать! Что ж они тут у вас открытые стоят! – возмутился пассажир.

– Растащили на металл, – ответил Сашка.

– А если кто угодит?

– Тряпка там красная на палке, местные знают. А по темноте у нас никто и не ездиит, – сказал Сашка.

Москвич молчал и хмуро смотрел в темное окно.

– А сами вообще откуда приехали? – не выдержал молчания Сашка.

– Из Москвы, – лаконично ответил москвич.

Правда говорят – вредный народ москвичи. Но все же из вежливости Сашка спросил:

– Надолго к нам?

– Надеялся одним днем обернуться. Тетка у меня тут померла. Нотариус тут у вас есть хоть? – поинтересовался москвич.

– Есть. Что ж мы, совсем, – Сашка даже обиделся за родную Котловку.

Мужик хмуро посмотрел в окошко. Казалось, городок вымер, ни одного человека на улице, ни фонаря, по обочинам виднелись темными пятнами деревянные дома с покосившимися заборами, в большинстве своем заброшенные, ближе к центру показались панельные пятиэтажки, в одной из них жил Сашка.

– Вон мой дом проезжаем.

Москвич бросил взгляд на облупленные панельки с видом – сочувствую, что еще сказать.

В доме на третьем этаже, на который указал Сашка, горели окна. Танька шмякнула дочке манной каши в тарелку. Девочка без энтузиазма взяла ложку. На кухне негде было развернуться, под столом вмещались всего три табуретки. Квартира была трехкомнатная, малогабаритка, с крошечной кухней, вытянутым, как коридор, проходным общим залом, откуда выводили две двери в спальни – в одной спали молодые, в другой – внучка. Тесть с тещей раскладывали себе диван. Все молодым, чего уж.

Таня в домашнем костюме «Дольче Габана» с рынка пододвинула тарелку ближе, приготовившись воевать с худышкой-дочкой. Эта война у них повелась с тех пор, как Машка оторвалась от груди.

– Не буду я. Не люблю манку. Я тебе уже сто раз говорила.

Вошла мать Тани, Ира, женщина в байковом халате, он был так туго натянут на боках и животе, что того и грозил выстрелить пуговицей. Мать и дочь были похожи как две капли воды. Только одна была на двадцать лет старше и на четыре размера больше. Лупастенькие, светлоглазые, круглолицые блондинки.

– Кушай, Машенька, уже все поели, а ты одна осталась, – ласково сказала бабушка внучке.