– Славные были времена, да, – произнёс Авдеев и похлопал юношу по плечу. – Молодость, мой друг, молодость, всё, наверное, можно вернуть, а вот её нет, нельзя, грустно повторил он и вдруг каким-то сразу усталым шагом вернулся к дирижёрскому пульту. Грайлер непонимающе посмотрел на Лену.
– Так как насчёт прогулки? – быстро спросила она.
– Давай не сегодня, – попросил Миша. – Я на ногах еле стою.
– Молодой человек! – услышал он голос Семёна Францевича. – Не могли бы вы сыграть соло, вот, начиная прямо с первой цифры, будьте любезны!
– Твой звёздный час настал! – прошипел Петухов. – Давай, Мих, покажи класс!
Грайлер медленно встал, пошире расставил ноги, поднял гобой и приложил губы к трости. Авдеев взмахнул рукой. Лена тревожно посмотрела на музыканта: жилы на его шее неестественно раздувались в такт звукам, льющимся легко и, казалось, непринуждённо.
– Ну ничего, ничего, – одобрил Семён Францевич, когда Миша закончил музыкальную фразу. – Как фамилия?
– Грайлер, – еле слышно ответил он, опускаясь без сил на стул и пытаясь унять дрожь в руках и ногах.
– Откуда? – продолжал Авдеев.
– Из Чернигова парень, – громко сказал Петухов. – Там такие самородки рождаются, – он ехидно ухмыльнулся.
– Ну молодец же, – улыбнулся дирижёр. – Так нужна поездка? Ты ведь еле дышишь, вижу, но сила воли развита, да и музыкальность присутствует, что – перебрал вчера? – вдруг спросил он.
– Есть маленько, – честно ответил Миша.
– Злоупотребляешь? – поинтересовался Семён Францевич.
– В меру, – улыбнулся Грайлер.
– Ладно, – Авдеев по-отечески хлопнул его по плечу. – Я подумаю, а ты пока документы собирай. – Так! – обратился он к музыкантам. – Будьте добры, с третьей цифры!
Через несколько часов Миша Грайлер, наконец-то, добрался до общаги, поднялся на свой этаж, прошёл по длинному грязному коридору; справа и слева из комнат доносились звуки разных музыкальных инструментов. Приблизившись к своей обшарпанной двери, покрытой старой дешёвой краской, он увидел свеженакорябанную чем-то острым надпись «Здесь живёт Пусик».
«Когда успела?» – опешил Миша, понимая, что только Лена Авдеева могла написать это. – «Мы ж вроде как завтра на прогулку по Москве собирались. Он решительно толкнул дверь. В комнате на кровати сидел Стелькин и ел огромный бутерброд с варёной колбасой.
– О, Мих! – обрадовался он. – Как репетиция? Удачно? Ты чего так долго? Ленка приходила, сама, вот поесть принесла, сказала, что ты её отцу понравился, представляешь, Францевич-то оказывается её папаня, здОрово, да? Ну чего молчишь?
– Дай откусить! – попросил Грайзлер и не дожидаясь ответа, жадно стал есть.
– Вкусно, – пробормотал он, пытаясь справиться с желанием проглотить колбасу не жуя. – Слушай, Жека, странная она.
– Кто? – не понял Стелькин. – Да отдай, скотина, мой бутерброд! – возмутился он.
– Не жадничай, брателло, мы всё пополам делим с тобой: комнату, хлеб, партитуры, – засмеялся Грайзлер. – Что хотела от тебя наша Леночка?
– Не знаю, – Женя пожал плечами. – Пришла, принесла пожрать, сказала, что ты молодец.
– И всё? – удивился Миша.
– Почти, – улыбнулся Стелькин. – Поцеловались пару раз, – уточнил он.
– Аааа, – протянул Грайзлер. – Она тебе нравится?
– Сам не знаю, вроде девчонка симпатичная, но странная какая-то, – протянул Женя. – Хотя…
– Но мы же не поссоримся с тобой из-за бабы? – спросил Миша.
– Нет, брателло, – засмеялся Стелькин. – Партитур много на свете, а ты у меня один такой сосед!
