Духовность Общества Иисуса - страница 60

Вопрос об источнике размышления «О двух хоругвях» может вызвать сомнения: о. Ф. Турнье[227] сравнил общий план этого размышления с проповедью бенедиктинского аббата аббатства св. Василия Вернера, умершего в 1174 г., и сходства их, ничуть не умаляющие оригинальности Игнатия, между тем таковы, что трудно счесть их случайными и не признать некоторой зависимости современного текста Упражнений от этой проповеди. Однако ничто не позволяет полагать, что Игнатий мог листать первопечатный латинский текст Вернера до учебы. Зато ничто уже не мешает допустить, что в Париже средневековый автор мог просто вдохновить его на то, чтобы завершить изложение размышления, вся основная суть которого, так тесно связанная с размышлением о Царе, существовала в виде набросков еще со времен Манресы.

Нужно ли относить к манресским Упражнениям также предварительное рассуждение под названием «Начало и основание» и «Размышление ради обретения любви Божией», расположенное перед четвертой неделей[228]? Я бы отнесся к такому утверждению с большим сомнением, несмотря на текст Поланко, на который опирается о. Кодина, особенно в связи со вторым из этих Упражнений. В том, что Игнатий мог уже тогда предложить рассуждение о дарованных Богом благодеяниях, составляющее первый пункт «Размышления ради обретения любви» и представляющее собой общее место христианского благочестия, нет ничего невероятного. Но характерное развитие этого размышления в последующих пунктах, где Игнатий призывает рассмотреть Бога и Его благодеяния через Его присутствие, всемогущество и существо, подразумевает схоластические положения о Божией безграничности, содействии (concours) и образоподобии (exemplarité) и вряд ли могло появиться до обучения в Париже[229].

Что до «Начала и основания», то ни в одном документе времен Манресы или Алькалы оно не упоминается. Кроме того, не преувеличивая значение этого факта, мы можем отметить, что в заметках Хельяра об Упражнениях это рассуждение находится в начале, между пятью из двадцати примечаний окончательного текста и предупреждением о благожелательности в толковании услышанных слов, которое следует здесь за названием и предшествует «Началу и основанию»[230]. Можно задаваться вопросом, находилось ли уже «Начало и основание», как сейчас, на видном месте в начале Упражнений, когда делались эти заметки; не было ли оно в то время всего лишь предварительным замечанием, призывающим к безразличию (как пятое примечание призывает к великодушию), замечанием, чью важность и действенность Игнатий лучше ощутил лишь с опытом и потому наконец отделил его от остальных примечаний, чтобы сделать отправной точкой для Первой недели и для всех Упражнений в целом. В сущности, то, как «Начало и основание» представлено в директории, продиктованной самим Игнатием о. Виктории[231], как кажется, подтверждает эту гипотезу: рассуждение о цели человека и средствах ее достижения полагалось представлять упражняющемуся после примечаний 1, 20, 5 и 4, и способ его представления показывает, что это не великий принцип, призванный властвовать и управлять всей нашей духовной жизнью, но ряд практических замечаний, помогающих разъяснить упражняющемуся необходимость выполнения Упражнений перед избранием своего положения и образа жизни