Дураки и музыканты - страница 4

– Приветствую, Трезини!

Такой у них был ритуал. Доменико стоял в той же позе со своим циркулем и рулоном. Он не мог поклониться в ответ, иначе слетел бы с его бронзовой головы вычурный бронзовый парик.

– А ты все в той же шубе? – спросила его она.

Откинув голову, он любовался то ли Английской набережной, то ли колокольней Петровпавловки.

– Ну, пока!

Шестая линия приближалась. Так… сначала уличный скрипач, он почти всегда стоит на углу. Сейчас он доигрывает «Колыбельную» из «Лабиринта фавна». Это нереально… Нереально красиво и пронзительно.

А вот и неподвижный Корчмин. Стихи еще не закончились. Лада подернула плечом, будто замерзла от строчек о флейтах и трубах. Где-то впереди должен показаться саксофонист. Что-то его не слышно сегодня.

Стихи остались за спиной. Послышался звон струн. Стало теплее. Долетали обрывки песни. Что-то про штиль и забытый корабль. Надо же, какой голос! Сильный, бешеный, отсекающий все остальные уличные шумы.

Да, Шестая – самая любимая линия на Ваське. Сердцевина этой линии – между Большим и Средним проспектом – всегда светится. Это линия тепла, полоса музыки. Что-то держит теплую атмосферу. Тайны старых домов, запахи кофеен, фонарные блики, игра музыкантов.

Но сейчас Ладе казалась сама себе ненужным больным животным. Из колледжа скоро выгонят, однозначно. А начинала-то! Как лучшая ученица, да-да! Резво, бойко, гиперактивно! И вот… Не оправдала ничьих надежд.

Лада чувствовала, как приближается нечто вроде депрессии. Вряд ли преподавателей устроит ее объяснение. «Я что-то такое чувствую, но вы все равно не поймете».

Где-то внутри Лады дрожала маленькая мышь. Беспомощная мышь храбрилась, придумывала кучу оправдательного вранья. Она ничего не могла придумать, только устраивала беспорядок в голове, царапалась изнутри и тихонько пищала: «Нет, нееет!»

Ноги домой не шли. Хотелось шагать и шагать по своей линии туда-сюда, пока не свалишься без сил.

Интеллигентный алкоголик сделал ей комплимент и «дико извинился». Оказывается, здесь так много пьяных. Не замечала… Раньше ей встречалось столько красивых нарядных людей, куда они все делись?

Люди попадались какие-то уродливые, злые. Одна старуха специально стукнула Ладу сумкой по ноге. Старые дома слепо смотрели на нее, им не было до нее дела так же, как и прохожим.

Женщина-великанша с табличкой «Цирюльник. Стрижка за 250 рублей» выкрикивала что-то про прически. У нее было абсолютно доброе и абсолютно дебильное лицо. В ушах Лады звенела назойливая реклама про помощь ближнему: «Деньги до зарплаты». Ага, помощники. Ладе стало дурно.

Но вдруг ее как будто кто-то позвал. Точнее, что-то. Это была следующая песня музыканта. Музыка показалась знакомой и довольно популярной. «Сплин». На нее миллион каверов. Но все-таки этот голос необыкновенный! Он разливался вдоль всей линии и в то же время возносился вверх. И он притягивал ее. Лада пошла на зов.

Скоро рассвет,

Выхода нет,

Ключ поверни – и полетели.

Нужно вписать

В чью-то тетрадь

Кровью, как в метрополитене:

Выхода нет… Выхода нет…

Это точно…

Музыка взяла ее за руку и потащила за собой. Бормоча о безвыходности, Лада подчинилась.

Когда она достигла того пятачка, где пел музыкант, то вросла в землю, как фонарный столб. «Я становлюсь фонарем. Скоро совсем офонарею!» – подумала Лада. «У меня вот-вот засветится голова».

Она прослушала одну песню, и другую, и третью стоя, не шелохнувшись, в том же офонаревшем состоянии. Потом она ожила. Ей показалось, что ее погладили по щеке. Или волшебный нарнийский лев дохнул на нее. Что в груди ее расцвел цветок. Что выросший цветок вырвали из груди. Лада поняла, что щекам горячо. Неужели прослезилась?