Очнулся от того, что меня словно сунули в сугроб и по всему телу пошла приятная прохлада.
Приподнял голову, поперёк длинной лавке, вдоль стены, свисали полоски ткани, на которых отпечатались татуировки, вместе с содранной кожей.
Дверь открылась, вошёл Сит.
– Жив?
– Вроде. Долго заживать будет?
– Дня три, больше у тебя нет времени. Асу прислал весточку с голубем, что ждёт, у него есть для тебя срочная работа. Но, это разовое поручение, помнишь, ты теперь работаешь на меня.
– Да, на себя я теперь работаю! На себя! Что я, маленький что ли, чтоб ото всех зависеть! Ты мне помощь и работу предложил, я за это благодарен и согласие дал, но, давай, не будешь за меня всё решать.
– Ладно, ладно, успокойся. Что так разбушевался? Ничего тебя пчелиным ядом торкнуло.
Выдохнув остатки не свойственной мне злости, уже спокойно сказал.
– У меня есть неоконченное дело…
Сит, как в порядке вещей, без спроса, прочёл мои мысли, о мести за учителя.
– Ясно. А, может отпустить, его ведь не вернёшь, а себя поисками погубишь… тут ведь система: и жрецы, и правитель.
– Не могу, он для меня был не только учителем, но и отцом… Он не умирал у тебя на руках…
– Понимаю. Это твой выбор, но я тебя предупредил.
Сутки отлёживался в бане, которую сам Сит и подтапливал, чтобы никто из домашних был не в курсе, что тут происходит, приносил два раза еду, а вечером сплетённый трёх косичный волосовик на пояс, рушники, сделанные из рукавов и низа рубахи, три колоды карт, с татуировками, содранными с меня вместе с кожей, на тонких деревянных дощечках, пропитанных воском и продетых через отверстия, в верхней части, на шёлковые шнурки, в той же последовательности, какой они располагались у меня на теле.
Перебирая колоды, странно было ощущать их частью себя, каждая татуировка откликалась тупой болью в том месте тела, где она была раньше нанесена.
На второй день, Сит принёс чистую одежду, порядком правда поношенную, что соответствовало моему новому образу. Внутри штанин обнаружил несколько длинных узких карманов с небольшими петельками у пояса. Глухой петлёй привязал к ним длинные шёлковые шнурки с нанизанными колодами татуировок, отрегулировав так, чтобы они не болтались ниже колен. Одеваться было неприятно, кожа на месте ожогов была ещё очень чувствительна.
Выйдя из бани, размялся, попробовал подобрать походку, выбрал чуть ковыляющую, согнувшись немного в спине и приподняв одно плечо. Проходя мимо колодца, глянул в ведро с водой, чтобы узреть своё убожество. Да, уж, волосы торчали во все стороны, словно копна, лицо исхудало, глаза ввалились, нос заострился. Попробовал улыбнуться, вышло криво. Размял лицо руками и погримасничал, затем чуть ухмыльнулся. Ну, вот, пожалуй, это сейчас больше пойдёт, только глаза чуть округлить, словно чудо увидел и будет совсем правдоподобно. Подковылял к крыльцу, на котором стоял Сит и внимательно за мной наблюдал.
– Никак в роль входишь?
– Пытаюсь… после твоих то пыток.
– Ну, так ведь я ещё тот садюга. Пошли, пора в дорогу собираться, – и жестом предложил пройти в дом.
– Уже?
Усевшись за стол, накрытый для завтрака, Сит продолжил.
– У меня завтра утром, в Крючья, телега с мёдом пойдёт, тебя подвезёт. Там кому-нибудь напросишься до Сурьи. Ну, а от Сурья до Дуракии рукой подать, да и дорогу ты знаешь. Возьмёшь с собой только самое необходимое, сырьё, как и обещал, у тебя куплю, запас не помешает, да, и таскать его с собой опасно, и лучше бы ваши старые покупатели тебя и не узнали, а то сдадут с потрохами, ради спасения своей шкуры.
