— У них йога, — отмахнулась Голубева.
Она продолжала что-то щебетать, а я не мог сконцентрироваться ни то чтобы на разговоре.., я не мог даже поймать за хвост свои собственные мысли. Я снова откинулся на спинку стула. Козырёк моей бейсболки вернулся на своё место, а руки переплелись под грудной клеткой. Из-под козырька я наблюдал за тем, как Осина нервно стучит пальчиками по пластиковой столешнице. Аккуратные и короткие ноготки разительно отличались от приевшихся ярких и длинных, что так любят большинство девок.
— Спасибо, — очень тихо. Так тихо, что в любой другой момент я бы не услышал. Но она была слишком близко. Непривычно близко.
В ступоре я приподнял голову и посмотрел на неё. Осина, кусая губу, смело встретила мой взгляд. Снова.
Спасибо?
Пиздец просто...
— За что? — спросил слегка осипшим голосом. И слава богу, что он не дрогнул.
— Ну, — она оторвала локти от стола и расправила плечи, — за то, что вытащил меня из воды... и откачал.
Первое, о чём я подумал: она и правда не помнит. Иначе не стала бы меня благодарить. Это я должен благодарить её, что она промолчала. Не сказала о том, каким образом оказалась в воде без сознания. Благодарить за амнезию. Ложную или нет... остаётся только гадать.
—Не за что, — отвернулся первым. Впервые. — Так бы поступил каждый.
— Но это был ты. Поэтому — спасибо.
Осина была непривычно тихой. Ни надменности в голосе, ни высоко задранного носа, ни едких замечаний. Будто рядом сидела совершенно другая девушка.
Я ничего не ответил. Как идиот пялился на деревья в парке и на малышню, выстроившуюся в очередь на новые качели.
Интересно, она вообще ничего не помнит из того дня? Или частично? Помнит наш разговор? Она тогда сказала, что никогда и ни за что не сядет со мной за один стол. Не сядет на один диван...
А сейчас мы почти на диване. Два стула, трущиеся друг о друга подлокотниками, можно считать диваном с перегородкой.
Мой взгляд застывает на её профиле, и я мысленно возвращаюсь в тот день...
— Какого хрена ты творишь, Князев? У тебя совсем крыша поехала? — Осина попятилась от меня, цепляя ногой корягу и едва удерживая равновесие. Замечает мой порыв протянуть к ней руки, и тут же выставляет перед собой свои, — Спятил?!
Даже не знаю, что это было. Я ведь даже не пил в тот день. Чего не скажешь о ней: Осина успела опрокинуть в себя пластиковый бокал вина. Разум, конечно, от этого не помутился, но щёки порозовели.
— Ты только со мной такая недотрога? — сжав зубы, я опустил руку.
— У меня есть на то причина. Разве нет? — её глаза сверкнули медью, отражая солнце. В голосе — сталь.
— То есть, я прав? — я снова вспомнил, как она сидела на коленях у Субботина. Как я тогда счесал кулаки о его морду, прикрываясь совершенно другой причиной.
— В чём? — Осина вновь задрала свой нос и надменно посмотрела на меня.
— В том, что ты та ещё...
— Ну ты и урод, Князев, — покачала головой и брезгливо скривила губы, — как же ты мне отвратителен...
— Серьёзно? — хмыкнув, я опустил голову. Обидно ли мне было? Возможно. Так же обидно, как, должно быть, и ей. — Наверно именно поэтому ты так стонала, когда я тебя...
— Заткнись! — Осина сделала шаг ко мне и снова подняла перед моим лицом свой тоненький пальчик. Она так любила это делать...
— Почему же?
— Заткнись, Князев! И не смей говорить об этом! Не смей даже думать об этом! Потому что ты знаешь правду! Знаешь, и пытаешься всё перевернуть вверх дном!
