Дурманящий ветер-афганец - страница 17



Он сумел пройти отсек прапорщиков и прохрипеть:

– Дневальный!

Тот, услышав хрип сзади, обернулся.

И в это время, остановившись и сделав несколько рваных глубоких вдохов, таджик рухнул на пол.

Рядовой бросился к нему.

Прапорщик попытался что-то сказать, но полость его рта заполнила горькая пена, начавшая стекать с углов тонких губ Селдымурадова. Глаза затуманились и закатились, тело пробила предсмертная конвульсия.

Дневальный закричал:

– Товарищ майор! Товарищ майор!

Соколов вышел из комнаты, держа между пальцев наполовину искуренную сигарету. Увидев лежащего подчиненного, бросил окурок, кинулся к прапорщику.

– Абдуламон! Абдулло! Что с тобой?

Но тот уже ничего ответить не мог. Сердце Селдымурадова остановилось. Поднявшись над затихшим и вытянувшимся трупом помощника, майор приказал дневальному:

– Личный состав в казарму пока не впускать, прапорщиков ко мне!

Спустя минуты ошарашенные внезапной смертью сослуживца помощники офицера перенесли остывающее тело Селдымурадова на его кровать, накрыли труп простыней.

Майор вернулся к себе в комнату.

Тут же прошел вызов по рации, Соколов ответил:

– «Перевал» на связи!

Вопрос задал полковник спецназа:

– У тебя все в порядке, майор?

– Да! Так точно!

– Я снимаю блокаду с заставы, сообщай Беляеву о случившемся в подразделении «несчастном случае». Я вызову тебя завтра, как обычно, в 20.00 по местному времени.

Майор выразил сомнение:

– Я могу в это время находиться на похоронах в Ургабе!

– Ясно! Тогда, как только освободишься, выйдешь на связь сам, предварительно пустив в эфир контрольный сигнал, чтобы мои люди вновь смогли накрыть нужный район радиопомехами. Давай, работай, майор!

Соколов заметил:

– А ваши люди настоящие профессионалы!

– Ты сомневался в этом?

– Нет, но никогда не видел, как в боевом режиме действует спецназ. Это, знаете ли, впечатляет.

Полковник прервал дифирамбы майора:

– Все! Конец связи, вызывай Беляева.

У входа в здание, недалеко от распущенного из строя рядового личного состава, сгруппировались прапорщики заставы. Соколов подошел к ним.

Один из подчиненных спросил:

– Как же это так, товарищ майор?

На что Соколов спокойно ответил:

– Сердце, наверное! У меня вот так сосед по прежнему месту службы, тридцатилетний майор, умер. Вышел утром из квартиры, спустился на улицу, схватился за грудь и опустился на скамейку перед подъездом. Мы к нему, а он уже не дышит, только такая же, как недавно у Абдулло, пена изо рта. Диагноз потом поставили: острая сердечная недостаточность. А офицер был крепким, спортсменом, не пил, не курил, летом и зимой холодной водой на улице обливался. Ничего не помогло. Видать, и правда, у каждого своя судьба. Ладно, заводите в казарму на отдых солдат, сами отдыхайте! А мне надо в отряд сообщать о чрезвычайном происшествии, да родственников в Ургабе оповещать. Хоронить придется уже завтра до захода солнца, по местным обычаям.

Прапорщики подали команду личному составу строиться, а майор, отойдя в сторону, снял с пояса рацию, вызвал отряд:

– «Бастион»! Я – «Перевал», как слышите меня? Прием?

Оперативный дежурный ответил:

– «Бастион» слушает! На связи капитан Шашин.

– Срочно соедините меня с «Первым»!

– Причина вызова? Вы же знаете, как начальник относится к поздним вызовам.

Соколов объяснил:

– ЧП на заставе, со смертельным исходом!

Оперативный дежурный тут же спросил:

– Нападение на пост?

– Нет! Но о нем я сообщу лично «Первому», не тяните время, капитан!