– Ва аллейкюм! Что скажешь, Али?
Родственник Ходжи пожал плечами:
– Да и говорить-то нечего! Как эти гяуры отымели шлюх, так, выжрав водки, и завалились спать.
– Так рано?
– Да, но это правда!
– Продолжай.
– Значит, легли спать и до сих пор валяются на топчане. Правда, часов в семь похмелились, видно. Я слышал, как они открывали холодильник, потом кряхтели, когда пили.
Асланбек нахмурился:
– И ни о чем за все время не говорили между собой?
– Клянусь мамой, хозяин, ни словом не обмолвились. Да вот пленки, хотите послушайте, тишина одна!
Наркобарон бросил Батыру:
– Магнитофон на быстрое прослушивание! Живее!
Через пятнадцать минут и начальник личной охраны подтвердил, что пленки все время стояли в режиме записи, но, кроме воплей проституток да потом разных шорохов, ничего не зафиксировали.
Асланбек хмыкнул:
– Что ж, Батыр, прикажи своим людям идти отдыхать, сам с Мусой и Селимом за мной! Ходжа! Веди нас к гостям.
Батыр отдал приказ о снятии оцепления, подготовив автомат к бою на всякий случай, вызвал названных хозяином бойцов, вооруженных кривыми острыми, как бритва, кинжалами, и с ними двинулся к чайхане следом за Асланбеком.
Ходжа постучал в дверь:
– Эй, уважаемые, подъем! К вам посетители!
Кто-то из русских недовольно спросил из-за закрытых на засов дверей:
– Это ты, Ходжа-ага?
– Я, я, и, как предупреждал, не один!
– Мог бы и раньше разбудить, мы хоть умылись бы!
– Ничего, умоетесь еще, открывайте! Люди, что пришли посмотреть на вас, очень не любят ждать!
Симаков проговорил:
– Да иду уже! – И, обращаясь к своему напарнику: – Кача! Быстро поднимайся, кажись, нам сейчас смотрины устроят!
Дверь отворилась.
Первыми в помещение вошли Ходжа с Батыром, следом Муса с Селимом, и только потом сам Асланбек. Ему тут же подставили стул.
Капитан Симаков и старший лейтенант Леонидов, Симон и Кача, застыли с помятыми физиономиями у топчана, окруженные со всех сторон.
Группа прикрытия тем временем приготовилась для броска и защиты своих сослуживцев.
А наркобарон сидел и молчал, внимательно разглядывая «дезертиров» и «рабов» в прошлом. Наконец он, закурив, спросил:
– Ну что, бродяги? Вы стремились в Ашал, вы здесь! Я слышал, вам работа нужна?
– Да! – ответил Симаков. – Не знаю, как величать вас.
Ходжа произнес:
– Перед вами, русские, сам хозяин! Так и обращайтесь к нему.
Капитан повторил:
– Да, мы с другом хотели бы найти работу.
Асланбек проговорил:
– Рисковые вы парни, я смотрю, русаки! Или безголовые, что более вероятно. Неужели до сих пор не поняли, что здесь, в Средней Азии, вам ничего, кроме рабства, не светит? Ведь уже обжигались на этом?
Симаков в сердцах сплюнул на пол:
– Бля! Так я и думал! Опять мы, Кача, – он повернулся к товарищу, – попали! Но…
Асланбек резко оборвал капитана:
– Ты плеваться знаешь где будешь? В яме, куда я тебя одним мановением руки могу отправить.
На что офицер спецназа так же грубо ответил:
– Еще один бай? Ну давай, сажай нас в яму, только учти, ни хрена у тебя не выйдет. Пусть сначала твои рексы попробуют взять нас! Живыми мы не дадимся! Хватит, набатрачились у одного козла, лучше сдохнуть в этой чайхане, раз так масть легла, чем опять в рабство. Так что никаких рабов ты, корешок, не получишь. Трупы да, рабов нет! Я прав, Кача?
Старший лейтенант, насупившись, сжал кулаки, напрягся:
– Прав, Симон! А ты, хозяин, давай команду, пусть возьмут нас, если смогут.
Но Асланбек не спешил. Докурив сигарету, он затушил ее в угодливо поднесенной Ходжой пепельнице. Вновь взглянул на «бомжей», ответил неожиданно:
